Море Осколков

Он выглянул с крыльца под дождевые капли и увидел ее, идущую по улице. Развевался красивый плащ, капюшон закрывал от мороси. Рядом мать Ауд, вокруг невольники и охрана, подобающее королеве сопровождение. Он подождал, пока свита пройдет мимо, и, заглаживая назад волосы, выскочил на улицу.

— Государыня. — Хотелось непринужденно ее окликнуть, а вышло — проскулил, будто просил подаяния.

Она резко обернулась, и дух его занялся, как в тот миг, когда он увидел ее впервые, — только горло перехватило много сильнее и к встряске быстро подмешалась толика горечи. На лице ее не отразилось ни восторга от негаданной встречи, ни даже подавленного чувства неотвязной вины. Оно лишь болезненно скривилось. Точно он напомнил о чем-то, что ей хотелось забыть.

— Минутку, — бросила она матери Ауд. Та насупилась на Рэйта, словно на бочку, полную чумных трупов. Королева отстранилась от слуг, внимательно зыркающих в обе стороны мокрой улицы, подошла. — Мне нельзя говорить с тобой вот так.

— Может, попозже…

— Нет. Никогда. — Однажды она сказала ему, что слова пронзают глубже клинков, и он расхохотался. Но вот это ее «никогда» воткнулось в него, как кинжал. — Прости меня, Рэйт. Я не могу быть рядом с тобой.

Ему словно вспороли живот, и всю мостовую залила его кровь.

— А то вышло бы не очень пристойно? — прохрипел он.

— «Пристойно» катиться на хер! — хлестнула она. — Вышло бы неправильно! Ни для страны, ни для моего народа.

Он отчаянно, из последних сил зашептал:

— А для тебя самой?

Она вздрогнула. Грусть. Или тоскливая вина.

— И для меня тоже. — Она приблизилась, глаза из-под бровей смотрели лишь на него. Однако слова ее были тверды, как железо, и сколь бы охотно он себя ни дурачил, не оставляли места для иных толкований. — Лучше всего нам вспоминать наше время как сон. Прекрасный сон. Но настала пора просыпаться.

Сейчас бы ему сказать что-нибудь умное. Что-нибудь возвышенное. Что-нибудь желчное. Сказать бы хоть что-нибудь. Но разговоры — не Рэйтово поле битвы. Он был без малейшего представления, как увязать все это в пару слов. И беспомощно и молча смотрел, как она отворачивается от него. Беспомощно и молча смотрел, как она от него уходит. Возвращается к невольникам, охране и недовольной служительнице.

Теперь он знал, чем все это было. И, вообще-то, должен был понимать это с самого начала. Ей было хорошо и приятно греться в его тепле, пока шла зима. Но вот наступило лето, и она сбросила его, как старый плащ. И не ему ее осуждать. В конце концов, она же ведь королева, а он — простой убийца. То, что случилось, — вышло неправильно. Ни для кого, кроме самого Рэйта. Он был бы рад довольствоваться тем, что уже при нем, если б оно так не жгло, не терзало и не лишало надежды, что вся эта боль когда-нибудь кончится.

Пожалуй, стоило устроить ей мстительное расставание. А то и воздушной походкой отправиться прочь — словно его заждалась сотня баб, поинтереснее ее. Но беда состояла в том, что он слишком ее любил, поэтому не сделал ни того, ни другого. До того любил ее, что не сделал ничего — только стоял, потирал больную руку и сломанный нос и голодно пялился вслед, как продрогший пес, которого не впускают домой. Надежда теплилась: она остановится. Она передумает. Она хотя бы оглянется в последний раз.

Но — нет.

— Что между вами двумя произошло? — Рэйт обернулся и за плечом увидел Синего Дженнера. — И не говори мне, что ничего, пацан.

— Ничего, старикашка. — Он попытался улыбнуться, но не смог себя перебороть. — Спасибо.

— За что?

— За возможность исправиться. По-моему, я ее не заслуживал.

Он ссутулился и торопливо пошагал под дождем.

Рэйт стоял напротив кузницы и смотрел, как свет стекает по краям закрытых ставен, слушал мелодичный перестук по наковальне. Не Рин ли там поднимает молот?

С мастерицы станется, куда б ни занесло ее, быстро освоится на новом месте. При этом хорошо тому, с кем она рядом. Она знала, что хочет, и не боялась перетрудиться ради своей цели. Создавала нечто из ничего. Соединяла и сращивала сломанное. Была такой, каким не был Рэйт.

Он знал, что не вправе просить ее ни о чем, но все-таки она утешила его, как могла, когда погиб брат. Богам ведомо, ему необходима хоть толика утешения. И больше ему негде было его искать.

Он жалостливо шмурыгнул носом, об бинты вытер соплю и перешел дорогу, направляясь ко входу. Занес кулак постучаться.

— Что привело тебя сюда?

Это оказался тот мелкий служка, Колл. С кривоватой ухмылочкой ученик выпорхнул сюда из тусклых, предзакатных лучей. Эта ухмылочка на одно странное мгновение напомнила ту, привычную, на лице брата. Пацан смотрелся по-прежнему дерганым, хотя появилась в нем и какая-то вольная легкость. Как у человека, наконец помирившегося с собой. Рэйту очень бы хотелось узнать как.

Он быстро зашевелил мозгами.

— Ну… подумал обзавестить новым мечом. Ведь здесь работает сейчас оружейница, верно?

— Ее зовут Рин, и да — она работает здесь. — Колл прислушался одним ухом и просиял, точно услыхал за дверью сладкоголосое пение. — Лучше Рин никто не сделает тебе меч. Никто и нигде.