— С благополучным приземлением. — И порывисто тряхнул Сергею руку.
— С таким балаганом в другой раз без головы можно остаться! — налетел на Полуэктова Зуев. На лице у Семена выступили пятна. — Анархист! Позер! Трепач!
— Будет тебе. Проработать еще успеем, — осадил его Борис и протянул потупившемуся «гимнасту» раскрытую пачку папирос: — На, закури, рекордсмен двадцатого века…
Когда Полуэктов потянулся к огоньку, все заметили, как у него дрожит побелевшая у запястья рука.
Сергей молчал. Через головы ребят он первым увидел, что к ним, запинаясь о кочки, бежит не своя от радости быстроглазая веснушчатая девчонка с развевающейся голубой косынкой в руке. Растолкав монтажников, она бросилась к Юрию, чуть не плача припала к его груди. Он смущенно отстранился.
— Постой ты… Драть меня надо, а не обнимать…
Откинув растрепанные волосы, Тамарка пристально глянула на Сергея, будто встретилась с ним впервые.
— А ты и вправду хороший парень. Верно девчата говорят. — Озорно улыбнулась, но увидев, как нахмурился Юрий, небрежно обронила слова: — Спасибо тебе, бригадир.
Запрыгали перед глазами огневыми искорками веснушки. Еле оторвал Сергей от них взгляд.
— Слушать надо, когда тебе… когда тебе… — Он замялся, не зная, какое подобрать слово. Его выручил Семен Зуев:
— …когда друзья тебе говорят!
— А я разве что… — растерянно пробормотал Юрий.
Но его перебил Борис Шестаков. Заглянув в крохотную книжонку, извлеченную из-за пазухи, он торжественно провозгласил:
— Вива ла амистад!
— Ты это что? — возмутился Юсупов. — Если кричишь не по-нашему, так сразу и переводи. Я же тебя по-татарски не критикую.
— Да здравствует дружба! — вот что это значит, — пояснил Сергей. И не удержался: — На Кубе не только бороды носят, там еще и по-испански говорят.
— Тут тебе не ликбез! — сверкнул глазами Полуэктов, но, видя, что все вокруг засмеялись, тоже улыбнулся: — Впрочем, валяй. Я ведь теперь твой должник.
— Трудно тебе будет с ним рассчитаться, — вызывающе усмехнулась Тамарка. — Он-то уж никогда не сорвется. Известное дело — правильный человек…
— Во всяком случае, не акробат! — беззлобно отрезал Сергей.
СНОВА В ПУТИ
Вчера я случайно взяла в руки потрепанный томик Андерсена. Перечитала старую сказку. О том, как Снежная королева околдовала мальчика Кая, превратила его живое сердце в голубоватую холодную льдинку. Кай сразу же стал равнодушным и черствым. Он сделался жестоким и жадным. Его сердце оледенело. Оно уже не способно было откликаться на призывный зов отчего края, учащенно биться и замирать от прилива красивых и добрых чувств.
А что если нечто подобное происходит у человека с памятью? Постепенно она остывает, как вулканическая лава. Гаснут воспоминания. Перестают пульсировать маленькие живые клеточки, в которых еще вчера теплились запечатленные, как казалось, навсегда картины, имена, запахи, даты, лица. Оледенение памяти… Прошлое, раздумья о котором будоражили душу, перестает напоминать о себе. Жить становится проще и легче. Но чего он стоит, купленный такою ценою покой? Тот, кто отрекся от своего прошлого, по сути дела, отрекся от самого себя.
Нельзя допускать охлаждения памяти. Она всегда должна быть живой, трепетной и горячей, как омытое кровью сердце.