Море смерти, берег любви

Ринат увлеченно работал, машинально отмечая, что кожа на висках у нее тонкая и прозрачная, а на лице слой косметики, совершенно лишний. И вот наконец та линия, которая составляет всю его славу, всё его достояние, – настоящая максютовская линия, которая продолжается даже там, где ее уже нет на рисунке, она парит в воздухе, приковывая взгляд, она уводит взгляд туда, где обозначен центр картины, к лицу, на котором под черной сангиной проступает азарт, жестокость, беспощадность…

Он не заметил, как арбалет слегка дрогнул и острие стрелы чуть-чуть приподнялось. Он не видел, как тетива опасно напряглась и задрожала, тревожно вибрируя от натяжения. Он не видел, как ресницы натурщицы дрогнули, темный глаз хищно прищурился, губы сжались в еле сдерживаемом напряжении. А когда он заметил, то обрадовался и едва успел проговорить:

– Да-да, вот теперь то, что нужно…

Он успел поймать мгновение, когда у стрелка после выстрела мышцы расслабляются. Ринат поймал это мгновение за сотую долю секунды, но он уже был мертв – просвистев в воздухе, выпущенная стрела впилась ему в глаз, как рассерженная оса.

Он рухнул на пол, выронив кисть, кровь из разбитой головы медленно стала вытекать из раны. Он не успел закрыть глаза, и один глаз спокойно и неподвижно смотрел в вечность.

Натурщица хладнокровно опустила арбалет, встала с колен, разминая затёкшие члены. Она не спеша обошла распростёртое тело художника, спокойно сбросила тунику и начала переодеваться. После этого она подошла к приоткрытой заранее двери и негромко кому-то сказала:

– Быстрее!

Высокий мужчина, осторожно оглядываясь, вошел в мастерскую и застыл на пороге.

– Ключ в кармане халата, – прошептала натурщица.

Он быстро прошел в комнату.

Женщина приблизилась к мольберту. Она внимательно посмотрела на рисунок и недобро ухмыльнулась. Аккуратно сложив лист пополам, она сунула его в сумку.

Она подошла к окну, возле которого валялись наброски вечно юной богини охоты, собрала их, положила на стол. Потом уверенно погрузила толстую беличью кисть в черную краску и жирными мазками покрыла на нескольких этюдах лицо Артемиды-охотницы непроницаемой маской.

Мужчина неслышно появился за ее спиной.

– Ты всё? – спросила она, обернувшись к нему. – Пошли? – Она аккуратно положила кисть рядом с рисунком.

– Да, – негромко ответил тот, застёгивая сумку.

За ними еле слышно хлопнула входная дверь.

Когда электричка прибыла на Киевский вокзал и вместе с такими же, как я, дачниками первобытнообщинного вида я выгрузился из вагона, от прекрасного настроения не осталось и следа. Промозглая дождливая ночь сеяла мелкую водяную взвесь прямо в лицо, прилично одетые люди брезгливо косились на меня, а бдительные служительницы в метро отказывались впустить бесплатно, грозя милицией, – денег, понятное дело, у меня не оказалось.

Но самое ужасное – я не знал, куда мне идти. Домой? К Кэтрин? К Ринату, то бишь уголовному авторитету по кличке Рэм, который спит и видит, как бы меня пришить? В памяти всплыло, как Кэтрин рассказывала про какого-то сподвижника Гитлера с похожим прозвищем, ну, того начальника штаба штурмовых отрядов, который погиб в золотой ванне в «Ночь длинных ножей». В нашей бывшей штурмовой бригаде «Ночь длинных ножей» длится уже четыре месяца. И ванна тоже уже фигурировала…

Я сел на скамейку в скверике около вокзала и задумался, глядя на блестящую от фонарей зыбь Москвы-реки. Можно отправиться домой, поесть нормально, отоспаться, помыться наконец, а уже потом, утром, что-нибудь придумать на свежую голову… Но если боевики Рэма или Касьяна, приехав за моим хладным трупом в дачный поселок, из которого я благополучно выбрался, не найдут меня, то куда же они отправятся на поиски? Ясный пень, ко мне домой! И там они возьмут меня чистенького, тепленького со сна, голенького… Нет, домой я не пойду. Я могу пойти к Кэтрин. Но где она, что с ней? Я мучительно хотел это знать и одновременно боялся узнать худшее. Если бандиты были у нее только лишь затем, чтобы поймать меня, то, скорее всего, она сейчас в полном порядке, и, явившись к ней домой, я могу опять пригласить к своей любимой банду головорезов.

А если отправиться в логово босса? Уж там-то они точно меня не ждут! У них фантазии не хватит додуматься, что вместо того, чтобы отсыревать в колодце, я припрусь прямо к их главарю. А на моей стороне будет преимущество внезапного появления. Только к какому боссу мне податься, к Касьяну или к Рэму? Где обитает первый, я не знаю, а со вторым у меня особые счеты. Я прожил у Рината несколько дней и заметил, что охраны у него не было. Значит, встретившись с ним один на один, я имею прекрасные возможности для опережающего удара. Ринат, то бишь Рэм, никогда не отличался крепкими бицепсами, и при прочих равных условиях физическое превосходство было бы на моей стороне. Я всё больше склонялся к этому абсурдному шагу, который привлекал меня своей аристократической бесшабашностью. («Романтик! – всегда говорила обо мне моя бабушка. – Неисправимый романтик!» Кому-кому, а бабуле моей можно было верить.) Итак, я направился на Ордынку.