Море смерти, берег любви

После удачной «шутки» Крота я надолго доверчиво приник щекой к полу. Этим шутникам, наверное, казалось, что лежа я внимательно прилушиваюсь, чем занимаются соседи Кэтрин этажом ниже, но на самом деле я пребывал в отключке. Когда я смог открыть глаза и обрел способность различать окружающие предметы, первое, что я увидел, – это легкие женские гантели, находившиеся на расстоянии вытянутой руки от моего носа.

Я слегка подтянул ноги к животу, встал на четвереньки и тихо застонал. Мой стон, очевидно, доставил садистское удовольствие мордоворотам, потому что они громко заржали. Пока они покатывались со смеху, гантели сами прыгнули мне в руки. Через секунду одна железяка полетела в ближайшего клиента, а другой я начал действовать как молотком, расчищая себе дорогу.

Мне всегда твердили о преимуществах внезапного нападения в драках. Сейчас я воочию убедился, что такое преимущество не выдумано, оно действительно существует и даже мало-помалу приносит свои плоды – вот уже Крот лежит в позе раненого героя и из его рассеченного виска струится кровь, Чижик, выпучив глаза, пятится как рак к стене, а другие два неандертальца, забыв про огнестрельное оружие, слабо отмахиваются от моих ударов, как от укусов надоедливого слепня. Кэтрин завизжала, хотелось бы думать, от восторга, восхищаясь моей отвагой.

Но радость победы вкусил я несколько преждевременно. Пара умелых ударов в солнечное сплетение несколько охладили мой пыл. Гантель вылетела из рук, и пришлось обороняться просто кулаками, а это, согласитесь, менее эффективный способ. Но парочку носов мне удалось всё же расквасить и парочку зубов разлучить со своими владельцами, после чего я снова отправился отлеживаться в угол. Я долго сопел, захлебываясь собственной кровью, пока черную толщу забытья не прорезал чей-то тонкий знакомый голос:

– Ну хватит… Устроили здесь ринг… Забирайте и несите в машину…

Заботливые руки подхватили меня и бережно потащили куда-то. Я мягко качался в воздухе, и мне казалось, что я плыву где-то высоко в небе и белые кудрявые, как овечки, облачка обтекают меня справа и слева…

Внезапно я пришел в себя, как будто под нос сунули вату с нашатырным спиртом, – резко запахло бензином и выхлопными газами. Я приоткрыл глаза – два старательных типа запихивали меня в багажник старого черного «жигуленка», который стоял, прижавшись задом к подъезду. Если бы они хоть догадались сначала вытащить из багажника канистру и запаску, может быть, им удалось бы утрамбовать мое длинное тело, но они слишком спешили и поэтому долго и безуспешно боролись с ногами, пытаясь положить мне их на голову. Еще два амбала стояли на стреме и не выпускали из подъезда любопытных жильцов.

Кричать я не мог, губы не шевелились – не нужно было смотреться в зеркало, чтобы понять, что рот заклеен скотчем. Руками я не мог двинуть – локти и запястья были связаны за спиной. Оставалось только протестующе мычать, но на мои слабые стоны никто не обращал внимания.

Наконец меня утрясли, прижав ноги к голове, а лицо – к давно нечищенным ботинкам. Затем крышка багажника с обреченным хлопком захлопнулась, и «жигулёнок», взревев мотором, рванул с места.

От резкого запаха и тряски я снова отключился…

Глава восемнадцатая

С трудом выплывая из бесконечного забытья, я чуть заметно пошевелился и попытался распрямить затекшее тело. Ноги, скрипя и похрустывая, вытянулись. Застонав в полный голос от тупой боли, я с трудом сел и попробовал разлепить глаза. Веки вроде бы поднялись, но ни один квант света не проникал в зрачок – там, где я находился в данный момент, было темно, как на том свете. «Может быть, это уже преисподняя?» – подумал я, но тело болело так сильно, как, по моему мнению, после смерти болеть уже не может. Пошевелив руками (вроде бы ничего, еще худо-бедно двигаются), я пошарил вокруг себя и определил, что сижу на чем-то сыпучем, холодном и сыром. Темно было, хоть глаз выколи! И пахло чем-то таким, какой-то влагой и гнилью, что ли… Кряхтя, я поднялся на ноги, постоял чуть-чуть, привыкая к вертикальному положению, и шагнул вперед. Ничего, кажется, я еще не забыл, каким способом перемещаются в пространстве прямоходящие обезьяны… Вытянутые руки ткнулись в мягкую сырую стену в подтёках воды, а ноги угодили в лужу. На ощупь, как слепец, я пробирался вдоль стены, пытаясь нашарить окно или дверь. Ничего похожего на выход из этой преисподней не наблюдалось.

Тогда я сел и задумался. Кажется, пришло время немного напрячь свои мозги и определить, где я очутился. То, что я сидел около какой-то стены, правда скользкой и мокрой, не оставляло сомнений. Вне сомнения, скользкая стена находилась в помещении – к этому выводу приводил и анализ затхлого, неподвижного воздуха, который вязко забивал ноздри и скорее мешал, чем помогал дышать.