Содержательно “новое” православие не гомологично протестантиз му, но по отношению к гомологичному для обоих регионов явлению - изменению отношения к вере, ознаменовавшемуся на Западе Реформацией, а на Востоке - Расколом, они гомологичны, занимают сходное положение. Это можно видеть, если сопоставить суть требований стригольников (и тем самым рациональное зерно протестантизма) и позицию послениконовской православной церкви: исправление книг и богослужебного чина было проведено в согласии с требованиями разума, как это и должно быть в Новое время. (Здесь соблазнительно вспомнить Макса Вебера с его идеей о том, что капиталистическое развитие вызывается индивидуалистическими ростками, посеянными якобы Реформацией, и потому свойственно только странам Северной и Центральной Европы, - но критика исторических концепций в столь пунктирном изложении, какое здесь мной приводится, была бы неуместной).
Важно отметить, что указанная гомологичность никонианства и протестантизма имела совершенно разные духовные последствия. Протестантизм в значительно большей степени секуляризировал церковную жизнь, чем православие, значительно сильнее индивидуализиро вал религиозную жизнь верующих. Это означает, что заключенный в русском Расколе импульс Нового времени, импульс самосознающей души, был значительно слабее, чем в Западной Европе. Соответствен но и наша “Реформация” (Раскол) произошла позднее, и ее “нововременной” характер выражен совсем не так отчетливо, как на Западе. Мы видим, что позиции в отношении изменения души в России до некоторой степени обратны тем, что мы находим в Центральной Европе: наш “победивший протестантизм” - нынешнее православие - все же в значительной мере традиционно и церковно, и напротив, наше “проигравшее католичество” - раскольники-староверы - отделено от общей церковной жизни. Так же различны отношения этих групп к хозяйственной жизни. В Западной Европе протестанты в соответствии с некоторыми особенностями их культуры, унаследованными от прошлых времен (схоластика), отличаются особенным трудолюбием и аккуратностью в работе и хозяйственной жизни. Хозяйственная жизнь протестантов в сравнении с католиками четче, суше и деловитее, как-то математичнее и механистичнее, зато она и более эффективна. В России, напротив, подобными чертами отличается хозяйственная жизнь староверов, а тот стиль хозяйствования, который производит победившая православная церковь, более схож с типом хозяйствования в романских (католических) странах. Эта серия сближений показывает, насколько неоднозначны и сложны проявления духовных импульсов, как тонко и многозначно они входят в реальную жизнь, и потому недопустимо огрублять их до топорных положений, объявляя русскую религиозную жизнь либо католической, либо протестантской, либо не имеющей никакого касательства ни к той, ни к другой.
Индивидуация религиозной жизни
Идея о том, что причиной многих крупномасштабных историчес ких процессов является изменение самого субстрата истории, изменение людей, которые в ней участвуют, не является новой. Однако такая идея всегда наталкивается на глубоко укоренившееся недоверие к самой постановке вопроса. Люди в глубине души, несмотря ни на какие доводы, убеждены, что как бы ни менялись обычаи и нравы, техника и быт, сам человек остается в истории неизменным, и сорок тысяч лет назад люди были в принципе такими же, как сейчас - уж в психическом смысле совсем такими же, они так же любили, боялись, завидовали, стыдились, радовались… Эта убежденность имеет глубокие корни и сама по себе связана именно с изменением душевной жизни. Были времена, когда люди думали прямо противоположное, но это было в глубокой древности. Затем наступили эпохи, когда представле ние об историзме умерло. Хорошо известно, что в Средние века люди представляли себе античность по аналогии с современностью. Знаток средневековой психологии М.И. Стеблин-Каменский пишет: “Отличие прошлых эпох от настоящего начали сознавать только в эпоху романтизма… Но медленнее всего происходило осознание несходства в психике” (1984: 7). Сейчас вновь появляется возможность осознать отличия людей разных эпох.