Морфология истории. Сравнительный метод и историческое развитие

В одном случае (Ферми) личностный эгоизм проявляется в самом формальном факте указания данной фамилии перед публикацией (кажется несправедливым обойти того, кто фактически не участвовал в непосредственном творчестве, но много помогал в научном труде, понятом в социальном смысле), но мышление (насколько оно здесь присутствует) не является больше индивидуальным мышлением. На другом пути развития (Гете) именно личностный эгоизм погашается, приносится в жертву возможности воспринять опыт множества людей, но синтез этого опыта происходит принципиально на личном уровне, хотя и намного более высоком, чем уровень личностей Ферми и его соавторов. Коллективная мысль, отраженная в коллективном авторстве - только начальная стадия развития этого явления; уже сегодня можно иногда наблюдать его более зрелые формы: если у Ферми индивидуальные мысли, бесспорно, существовали, то сегодня все больше появляется работ, за которыми никакая индивидуальная мысль не стоит вовсе.

Та же тенденция к внеличному мышлению, которая была прослежена выше на примерах коллективной высокоорганизованной работы в промышленности, финансовой сфере и в области научных исследова ний, сейчас проявляется в новых формах организации работы - от устройства институтов до грантовой системы. Гранты плохи не только органически им присущим блатом и отчуждением исследовательской работы (ее ведет грантополучатель) от установления целей исследова ния (это определяет грантодатель), так что исследование в целом опять-таки не является индивидуальным: коллектив грантополучателей выполняет цель, намеченную грантодателем, часто тоже коллективом, и работа в целом не имеет индивидуального замысла. Важно еще, что цель гранта определяется финансирующей организацией, что ставит культурную жизнь под контроль государственных и финансовых структур. Получение денег по гранту - условие возобновления научной жизни; регулирует эту сторону воспроизводства науки совет экспертов, он же оценивает результат работы. Так что неприятность для воспроизводства культуры не в том, что трудно добиться гранта, а в том, что это финансовое пожертвование организовано не таким образом, каким это могло бы быть полезно культуре как самостоятельной сфере общественной жизни.

Духовная жизнь человечества, становясь в меньшей степени индивидуальной, теряет устойчиво воспроизводящееся разнообразие; новые, еще не осознанные варианты развития культуры будущего возникают из-за развития “псевдоинтеллектуальной” деятельности, появления интеллектуальных структур, не имеющих отношения к мышлению. Действительно, по сути это создания искусственного интеллекта, которого ждали от машины и полагали, что он будет “из железа”, в то время как истинный искусственный интеллект возникает из людских интеллектов, объединенных в “мыслящие социальные структуры”. Поскольку социальные объединения людей по определению являются областью духовной культуры, можно высказаться таким образом: искусственный интеллект почти построен, но не из железа, а из духа. Люди научились создавать машины из духа.

Естественная и искусственная культура

Как уже говорилось, явления культуры принципиально отличаются от феноменов правовой и экономической жизни своей локальностью. Если рассматривать всемирную культуру в ее развитии, неизбежно приходится обратиться к ее религиозному аспекту, выделять культурные ареалы преобладающих конфессий и выводить особенности развития данных ареалов из мировых религий. Именно поэтому все макроисторики (Данилевский, Шпенглер, Тойнби, Андреев, Гумилев) в значительной мере ориентировали свой разбор высших категорий культуры на крупные феномены религиозной жизни. Соответственно, подмеченные исторические закономерности, имеющие отношение к сфере культуры, оказываются ограниченными ареалом той или иной мировой религии. Многочислен ные понятия, разработанные для понимания макроистории как истории культуры (городское/сельское, кочевое/оседлое, островное/материковое океаническое, жесткоедисперсное, центральное/периферическое, провинциальное, свое/инородное, чужое и т.д.) оказываются частными, применимыми с успехом только в определенном регионе и не подходящие для анализа всемирной культуры во все времена.

Такое положение дел вызывает недоумение у историков, ориентированных на идеал физического знания: как же так, законы не обладают универсальным характером? Однако это вполне закономерно, универсальные законы наблюдаются только в мире неорганического. Уже в области биологии на смену закону приходит тип: любые закономерности, подмечаемые в устройстве и поведении органических существ, имеют вполне определенный и ограниченный объем и применимы только к организмам одного таксона того или иного ранга. Более обширные и объемные закономерности действуют в рамках таксонов более высоких рангов. Точно так же и в историческом знании бесплодно искать универсальных и всеприменимых законов, законы в действии своем будут ограничены обществами определенного устройства, определенным типом общественных целых.