В целом экономическую (и не только экономическую) жизнь Японии характеризует значительно больший коллективизм, нежели жизнь Запада. Коллективная душевность выражается, в частности, в коллективистской этике. Существенного, внутреннего изменения экономика Японии не претерпела, хотя поверхностно и вестернизировалась. Как и другие страны Востока, Япония осталась страной, глубочайшим образом чуждой западной культуре.
Конечно, успех Японии принесли и другие факторы, которыми она отличалась от иных азиатских стран. Например, грамотность в Японии XVI, XVII вв. была высокой, не ниже, чем в европейских странах. К концу XVIII в. в Японии было 15000 школ. Правительство поддерживало образовательные учреждения, полагая, что грамотными легче управлять, поскольку до них легче доходят официальные приказы и распоряжения. Аристократия и большинство самураев были грамотными. В XVII в. произошел настоящий книжный взрыв; широкое распространение получили руководства по ведению сельского хозяйства (у кого очень богатое воображение - просьба представить широкое распространение агрономических учебников в России XVII в.). Японская книжная продукция этого времени освоила цветную печать (иллюстраторы: Харунобу, Хокусай, Утамаро); появились массовые тиражи художественной литературы (Сайкаку, Басё). В XIX в. достаточно массовым видом литературы стали “крестьянские конституции” - после революции Мэйдзи крестьяне самочинно составляли проекты государственного устройства, активно участвуя в строительстве нового общества.
При внимательном изучении истории Японии можно видеть, что явления, внешне очень сходные с теми, что мы не раз встречали на Западе, не гомологичны им, а лишь внешне похожи, но имеют совершенно другую природу, то есть аналогичны. Вспомним, в Японии не было никаких гомологов (и аналогов) Ренессанса и Реформации. В ней не было изменения человека, которые привели к расцвету импульсов индивидуализма, эгоизма и росту личностного начала. Вся история Европы Нового времени, зависящая от этих импульсов, не может быть гомологичной внешне похожей истории Японии по причине отсутствия таких импульсов, иных причин и иного смысла происходящих событий. По-видимому, и национальный характер государства, который в силу политической “моды” начинает теперь, в ХХ веке, проявляться повсюду в мире, в начале Нового времени был ограничен только христианским регионам истории: Китай в XIV в. был завоеван маньчжурами, которые благополучно правили там (династия Мин) так же, как до них правила монгольская династия Юань.
История Японии изобилует красивыми параллелизмами, общими чертами, возникающими у стран, вовлеченных в процесс вестерниза ции. Например можно вспомнить тот период развития страны, когда необходимость перемен начала подтачивать изоляционистскую политику бакуфу. В середине XIX в. значительным человеком в Японии был Токугава Нариаки (1800-1860), отец последнего японского сёгуна Ёсинобу. Нариаки был “западником”: в 1841 г. он основал в своем княжестве школу Кодокан (“Школа великого пути”). В этой школе самураи обучались естественным наукам и военному делу по европейскому образцу, применению огнестрельного оружия, этикету, стрельбе из лука, верховой езде. Реформаторская политика Нариаки вызвала недовольство бакуфу, он был отстранен от дел, но остался главой родового княжества, Мито. И вот, чтобы вооружить отряды своих самураев, он переплавил большие колокола буддийских храмов на пушки. Этому символическому событию гомологичен решительный шаг Петра, после Нарвы ободравшего колокола с православных храмов. Эти две весьма различные личности, Петр и Нариаки, демонстрируют, однако, общий склад “западнического” характера на национальной почве: презрение к традиционной церкви и страсть к новой технологии, решительный конфликт с традицией и стремление к западной науке. Только в Японии переплавка колоколов в пушки случилась в мирное время, безо всякой военной необходимости, и чуть не на 200 лет позже.