Моряки Гора

Мимо нас к воде пробежал окровавленный мужчина, надеявшийся найти себе место в шлюпке. Никакого порядка на берегу не было и в помине. Нас толкали со всех сторон. Свет факелов мерцал, отражаясь от воды, тени от людей метались на песке. Крики и звон оружия стали ближе. Наших товарищей теснили к линии прибоя. Обернувшись, я увидел галеру Тургуса, с плеском вёсел, удаляющуюся от берега. Внезапно со стороны моря донёсся странный крик. В свете фонаря на носу одной из шлюпок, я заметил руку мужчины, мелькнувшую и исчезнувшую под водой. Света фонаря вспыхнул и погас, отразившись от скользнувшего в воде плавника, а затем снова, но уже в другом месте. Шум, беспорядок, плеск вёсел и бредущих в воде мужчин, несомненно, привлекли внимание морских хищников, по-видимому, акул. Нападение, которому я стал свидетелем, произошло на глубине от силы трёх футов. А до скрытой в темноте громады корабля Терсита было не меньше полпасанга. Возможно, кому-то из тех, кто хорошо умел плавать, посчастливилось добраться до него. Правда, за время моего пребывания на палубе, я не заметил никого, кто достиг бы его бортов вплавь. Издали, из глубины берега, послышался бой барабана. Чужого барабана. Судя по неравномерности ритма, я заключил, что это был какой-то сигнал, приказ переданный условным кодом. Это указывало на то, что враг нам противостоял профессиональный, дисциплинированный, обученный. Предстояло иметь дело вовсе не с беспорядочным лобовым натиском варваров или дикарей, рассчитывающих просто задавить лавиной своей численности. Кэбот, с обнажённым мечом в правой руке, решительно шагал к линии соприкосновения, не обращая внимания на поток людей двигавшийся ему на встречу по направлению воде. Я едва успел заметить, как мелькнул его клинок, и человек одетый в чёрное, униформу ночи, шедший смешавшись с другими, отшатнулся назад, опрокинулся навзничь и был затоптан толпой спешившей к берегу. Вечером на землю с корабля высадились пять десятков пани и несколько сотен моряков и солдат. Сейчас они стояли сдерживая натиск врага, построившись, где в семь, где в восемь шеренг, протянувшихся ярдов на семьдесят через излучину пляжа, и державших фронт и фланги. А вот позади этой стены стали, то пятившейся назад, то напиравшей вперёд, отвоёвывая утерянное пространство, люди на берегу, кто-то раненый, кто-то просто в панике искали спасения в бегстве. Если бы в этих шеренгах не стояли плечом к плечу опытные, крепкие бойцы, к отбору которых пани подошли с величайшей заботой и тщательностью, если бы они не были ветеранами, наёмниками, убийцами, разбойниками, бандитами и пиратами, если бы в их биографиях не было палуб пиратских галер, шаек с большой дороги, разбитых когорт и разогнанных свободных компаний, если бы они не были проверены врагами на прочность, то немногие, если вообще кто-либо из них избежал бы смерти той ночью. Безусловно, эти мужчины были особенными, но по большому счёту они не столь уж отличались от любых других. То, что эти парни оказались там, где они были, на мой взгляд, было делом случая, шуткой судьбы, превратностью боя, по крайней мере, не в большей степени, чем чего бы то ни было ещё. Несомненно, многое зависело от того, в каком месте враг нанёс первый удар. Но они знали, что, повернуться спиной, для них было равнозначно смерти. Они из своих тел выстроили хрупкую, но смертельно опасную стену, позади которой царила паника и бегство. Без этой стены все наши товарищи, и они в том числе, были бы убиты, как стреноженный верр. Однако меня не оставляли опасения, что линия обороны могла рухнуть в любое мгновение. Паника непредсказуема и заразна. Она даже самых крепких нервами, отчаянных, храбрых ветеранов может в одно мгновение превратить в неорганизованную, убегающую, уязвимую добычу. Один побежавший увлекает за собой других, а те в свою очередь потянут ещё многих, и строй рухнет. Безусловно, смерть с раной в спине считается позором. Фактически, в некоторых городах, мужчин, возвращающихся с такими ранами, казнят без суда и следствия.