Морок

Толстуха, несмотря на свою полноту и неуклюжесть, очень ловко ускользнула от Миролюба, он попытался схватить её за руку, однако, и это ему не удалось. Миролюб посмотрел на мать, та застыла с выражением ужаса на лице. Толстуха посмеивалась.

– Ну, что? Лютня нужна ещё?

– А если лютню заберу, значит и трон надо будет занять? – торговался Миролюб.

– Это уж как захочешь, – ехидно ответила толстуха. – Твоя судьба меня не сильно волнует, у тебя Аксинья вон есть, да Рогнеда была. Я здесь ради Иннокентия.

– Что ты такое? – надвинулся на нее Иннокентий.

– Что ты такое? – отозвалась толстуха, заняв боевую стойку, повторяя движения юноши.

– Ты со мной шутки шутить вздумала, старая карга? – погрозил ей юноша.

– Ты со мной шутки шутить надумала, старая карга? – эхом повторила женщина.

Иннокентий сделал несколько решительных шагов в сторону к тётке. Тетка тут же повторила движения. Юноша шагнул вправо и встал на руки. Толстуха с молодецкой прытью дублировала всё, что видела.

В какой-то момент Иннокентий увидел перед собой самого себя. «Эка привиделось, – подумал он. – Стою перед зеркалом, сам себе рожи корчу.» В этот момент он хлопнул себя по лбу. Однако зеркало почему-то не повторило такое простое движение. Иннокентий стал оглядываться и обнаружил, что закутан в какое-то старое, пропахшее кострами и рыбой тряпьё.

– Серый это, – заикаясь объяснила Аксинья. – Морочит. Морок.

– А тётка где? – хлопал глазами Иннокентий, продолжая рассматривать свой замысловатый наряд.

Вместо ответа Аксинья заплакала и подвела Иннокентия к зеркалу.

– Что? Что это такое? – тыкал пальцем юноша в зеркало, отображавшее толстую старуху. – Это что это такое вообще?

Аксинья мычала, Миролюб таращил глаза и мотал головой. Казимир с Гогой считали узоры сполохов на небе, отвернувшись от всех.

– Я не знаю, как это происходит. Но это как-то он делает. Ты видишь то, чего нет, а потом оказывается, что то, чего нет, видит тебя, а тебя нет, а оно есть, – всхлипывала Аксинья.

– И что? Что теперь делать-то? Делать-то теперь что?! – истошно вопил Иннокентий.

– Ничего, догонять его. Он сказал, что во дворец надо и побыстрее.

– Не хочу я во дворец! – протестовал юноша.

– А бабой теперь всю жизнь ходить хочешь? – злорадно уточнила Аксинья.

– Бабой не хочу!

– Ну, значит – догоняй. Одному – лютня, второму – себя…

Аксинья наспех собрала дорожные котомки Миролюбу и Иннокентию, дала каждому по фонарю и флягу масла и выпустила навстречу надвигающейся ночи.

Через некоторое время по тракту раздалось шлёпанье ног, воздух наполнила тяжелая одышка:

– Погоди, малец, я с тобой, – еле переводя дух, сказал Казимир. – Да угомонись, я знаю, что ты не баба.

***

Флейтист ворвался в мрак строгих подвалов, метался по длинным коридорам с маленьким коптящим факелом, от которого вслед за юношей гнались длинные тени, выхваченные из своей призрачной жизни. Куда бы он ни шёл, за ним следовали любопытные чёрные души разбойников и убийц, воров и живодёров, все они старались приблизиться к нему, пытались дотронуться, но дрожащий от страха огонёк на промасленной ткани, умирая от каждого движения ветра, всё-таки гнал их прочь, в самую темноту, в щели между камней.

– Ну, ладно, – флейтист встал посреди коридоров. – Торг!

Тьма вокруг флейтиста заёрзала, зашипела.

– Мне нужна королева, – продолжил юноша. – Что вам?

– Убийца, – через некоторое время сгусток черноты подполз почти вплотную к флейтисту.

Огонь бросился на него, тень зашипела и отпрянула.

– Убийца, убийца, – послышался шёпот из противоположного угла.

Тень взяла флейтиста в плотное кольцо, она уже не подходила ближе, но и не отдалялась. В коридорах повисла тишина.

– Хорошо, будет вам убийца, покажите, где королева! – скомандовал юноша.

Хриплый смех разнесся по коридору, было непонятно, откуда он исходил, казалось, смеялись сами камни, из которых сложена темница.

– Убийца, на которого мы укажем! – прошипела темнота.

– Нет, так дело не пойдёт, я сам выберу вашего убийцу! – рассердился флейтиста.

– За королеву нужна высокая плата…

– Сам найду. Дёрнуло ж меня с нечистью болтать!

По углам прыснули чёрные искры. Одна, подкравшись сзади, закрыла собой маленький огонек, и флейтист остался один в длинном переходе каменных сводов, совершенно не понимая, в каком направлении идти.

Он сделал пару шагов в том направлении, куда указывал его нос. И звук шагов рассыпался по подвалу, точно безалаберный хозяин рассыпал горох на железный настил.

Флейтист сделал еще пару шагов. Тот же дробный стук повторился. Однако, чуткий слух музыканта позволил ему расслышать во всей этой какофонии что-то ещё, не похожее на общий гул. Ещё пара шагов. Что-то знакомое было в этом шуршании, будто мышь скреблась за стеной и в то же время звучало что-то, от чего мурашки бежали по коже и тело холодело, будто какую-то ткань сжимали между пальцев, или тёрли лоскут о лоскут, как бывает, когда в королевском дворце устраивают балы, и мужчины, ухватившись за талии дам, кружат их…

– Парча! Ну, конечно! – вскрикнул флейтист. – Именно так и скрипит.