Морок

– Это у неё, про что баба сказывала. Свето-пре-став-ле-ние.

– А-а-а, – засмеялся Казимир. – Рано вроде ещё, попозже должно начаться. Пошли, братцы, девка, догоняй!

– Туда! – Матильда указала рукой направо. – Мы оттуда пришли, от тюрьмы. Там мёртвый ключник. Нам туда.

– Зачем нам к мёртвому ключнику? – развел руками Богдан.

– А как ты думал нежить на себя принимать? Приглашения напишешь на батистовых салфетках да с глашатаями разнесешь? – смеялся Ярослав. – Правильно она говорит, начнём с ключника. Пошли, значит, туда.

– Брр, – Матильда передёрнула плечами. – Мерзость такая.

– Кто? Ключник? Что? Страшно? – уточнил Казимир по дороге.

– Не страшно. Противно. Дырка в голове. И даже не то, что страшно и противно. А жалко его даже больше, он как будто и не знает, что помер. Вот тоже живет человек, какая тут радость. Ни поспать вдоволь, ни поесть досыта. Помрёт человек, и вроде вот он – отдых. Ан нет. Какая-то гадина подняла его после смерти, мучает. А тот, как кукла, туда-сюда мотается, отдыха не знает. Тьфу! – сплюнул Ярослав. – Не хотел бы я после смерти народ пугать.

– Так, может, ему и сказать, что он всё, отдыхать может? – пошутил Казимир.

– Ну, вот дойдём, ты и скажешь, – огрызнулась Матильда.

– Да что толку говорить? – отозвался Богдан. – Ты ему скажешь, мол, ты мёртв, родной, все, иди себе восвояси. Он и пойдёт. И ходить будет вечно так. Разве это покой? Какой же это отдых, когда человеку умереть не дают?

– Брр, – повторила Матильда. – Это ты ещё шишиг не видел, старый…

– Я? – удивился Казимир. – Шишиг не видел? Я, девка, столько видел, что тебе не снилось. Видел так много, что половину уже и забыл, а ты никогда и не встретишь.

За разговорами вышли к «строгим» подвалам. Солнце стояло высоко над горизонтом, небо по-прежнему было ясно, по деревьям щебетали птицы, и только из глубины каменных сводов веяло сыростью.

– Я туда не пойду, – объявила Матильда.

– Тьфу ты, – выругался Казимир. – Как его зовут-то?

– Кого?

– Ключника! Мы ж его с собой заберём, пойдёт с нами? – переспросил Казимир.

– А! Ну да. Никак его не зовут. Мы у него ключи взяли, он за ними сюда и пришёл, – объяснила Матильда.

Казимир скрылся под аркой за тяжёлыми дверьми. Скоро оттуда послышался его голос, он будто кого-то звал. Ещё через некоторое время оставшиеся услышали песню. Казимир пел, и пел красиво, как-то по-старинному, пел о том, как тяжело тем, кто ушёл далеко от дома. Пел, как больно идти голыми ногами по горящим угольям тем, кто потерялся во тьме. О том, как раздирают кожу шипы терновника идущим в ночи. Старинная песня о дивной ночи, которую видели те, кто ушёл навсегда, о ночи, которой никогда не было и уже не будет.

– Так пели нищие, когда проходили мимо нашей деревни, – тихо, чтобы не заглушать пение старика, сказал Ярослав. – Их привечали на похороны, чтобы показать умершему дорогу, дать ему в том мире огней. Только я думал, что это просто так, для красоты. А это, видишь… Я сейчас понимаю, что Казимир делает.

– Что? – хлопала глазами Матильда.

– Видишь, тот, кто попадает туда, он оказывается в совершенно удивительном месте, в полной темноте ночи. В ночи, которой на земле никто никогда не видел и не увидит. А далеко-далеко, так далеко, что, кажется, бесконечно далеко, горит слабый-слабый, махонький огонёк. И умершему надо поспешить туда, на этот огонёк. И он делает шаг. И тут же его пятки охватывает жарким пламенем. И это так больно, что слёзы текут по щекам. Но песня нищих подскажет, что нужно делать. И вот, если добрый дом, богатый, и умерший был честным человеком, то он услышит тонкие слабые голоса, которые напомнят ему, если он давал нищим подаяние в виде обуви, или деньги на обувь, то рядом с ним будет стоять та самая пара ботинок. Он может надеть их и бежать спокойно по горящим угольям. Ну, если он дырявые башмаки отдал, то в дырявых и побежит. А если никаких не давал, то уж пешком пойдёт. Да только это такая боль, что лучше бы и не было её никогда. Быстро без ботинок не пройдёшь. А будет умерший медлить, огонёк путеводный и погаснет. Останется только тьма и боль. Огонёк горит, пока нищие поют. Чем дольше поют, тем дольше умерший видит, куда идти к свету. Так вот.

– Так Казимир мёртвого ключника песней выкликает? – Матильда всё так же завороженно хлопала глазами.

– Выходит, что так.

– Так надо ботинки ему приготовить? – заволновался тут же Богдан. – Я сейчас же в яви их…

– Нет, если я правильно понял, ключник просто успокоится… Ходить перестанет…

В это время песня смолкла и из дверей показался бледный Казимир.

– Пошли, братцы, ключник – всё. Но тут такое творится… Надо убираться… Хорошо, хоть эти, местные не выйдут…

***

– Здесь стойте! – скомандовала толстуха и с ловкостью газели взбежала по широкой дворцовой лестнице.

Иннокентий и Миролюб переглянулись, Лея сжала что-то в кулаке.

Через некоторое время на широкой лестнице показались трое: королева, флейтист и толстуха.

– Вот тот, кого вы так долго ждали! – торжественная объяснила толстуха.