Джон помедлил мгновение, но доктор был прав, он действительно очень устал.
— Вы меня разбудите, если… что-то случится?
— Ну, конечно.
— Он не будет бульон, он его не любит. О… и следите, пожалуйста, чтобы он не расчесывал ранки во сне…
— Я за всем этим прослежу, — сказал доктор уверенно, забирая ткань из рук Джона, и подтолкнул его к койке. — Иди спать, ученик.
Джон скинул обувь и лег, всё еще пытаясь протестовать, но уснул, едва голова коснулась подушки.
Когда он проснулся, вместо доктора Вудкорта возле Шерлока была одна из сестер, и пыталась уговорить больного съесть немного каши. Шерлок морщился и отворачивался.
— Джо-он, — смущенно пробормотал он.
— Я здесь, — сказал Джон, садясь на постели; наклонился и взял Шерлока за руку. — Я здесь, Шерлок. Я не оставлю тебя. Съешь немного каши? — Рука Шерлока обжигала, а дышал тот с трудом. Он действительно был очень болен.
— Чаю.
— Я сейчас принесу. Пять минут, — он бросился в умывальную, чтобы быстро умыться холодной водой, а потом принес Шерлоку чашку горячего сладкого чая. Сестра была счастлива уступить ему место. — А вот и я. Немного чаю, а затем лекарство, идет?
С каждым часом состояние Шерлока ухудшалось. Джон все время был рядом, поил его — чаем, или даже ненавистным бульоном, — когда Шерлока настолько ослаб, что уже не сопротивлялся; обтирал его холодными тряпками, втирал мазь в его руки и ноги. Большую часть времени тот лежал неподвижно, закрыв глаза. Он сжимал руку Джона и боролся за каждый вздох, но когда лихорадка к ночи усилилась, потерял сознание, и снова стал бредить. Худшими моментами для Джона стали те, когда Шерлок думал, что всё еще заключен в холодном подвале. Видеть, как тот, свернувшись, говорит, что кругом темнота, и зовет в отчаянии Джона, — хотя тот сидел рядом с ним, — было жутко.
Он отставил чашку и тряпки, и просто обхватил костистые плечи Шерлока, шепча ему на ухо их песню, пока Шерлок снова не проваливался в тяжелое, беспокойное забытье.
Однажды поздним вечером, когда тот немного успокоился в его руках, Джон услышал за спиной чьи-то легкие шаги и, обернувшись, увидел Молли.
— Доктор Вудкорт сказал, тебе, может быть, нужна помощь, — застенчиво сказала она, теребя край передника. — Он сказал, ты не спал уже долгое время, так что я, наверно, останусь на ночь. Это же твоя койка рядом? Я разбужу тебя в ту же секунду, если он позовет тебя.
— О-о, спасибо, — сказал Джон с благодарностью. — Только он не в себе немного, так что, если скажет что-нибудь странное…
— Доктор Вудкорт уже предупредил меня, — ответила Молли, слегка улыбнувшись. — Не беспокойся. Что бы Стивен ни думал об этом, он едва ли скажет что-нибудь, чего я бы не слышала раньше.
Джон весьма сомневался в этом, но он, и правда, вымотался и, в любом случае, Молли можно было довериться — та всегда странным образом симпатизировала Шерлоку. Он повалился на койку, даже не разувшись.
Звук беспокойного голоса Шерлока разбудил его несколько часов спустя. Некоторое время он лежал на постели, не в силах открыть глаза, и слушал, как Молли что-то тихо и успокаивающе говорит. Шерлок снова что-то пробормотал, но так слабо, что Джон не мог разобрать. Приоткрыв глаза, он увидел, как Молли осторожно поила больного водой. Уотсон подумал, что надо бы обязательно встать — на тот случай, если Шерлоку что-то понадобится, но глаза его на секунду закрылись… И он снова заснул.
Когда Джон проснулся в следующий раз, Шерлок уже беспокойно спал, в окружении недавно взбитых подушек.
— Всё в порядке? — спросил Джон у Молли.
— Да, пока всё без изменений. Он немного бредил, что-то об устрицах, но всё это, в основном, по-французски, а я плохо понимаю его. — Она запнулась. — Я думаю, он звал свою мать.
— Его мать была француженкой, — ответил рассеянно Джон. Он откинул уголок одеяла, чтобы пощупать пульс Шерлока и осмотреть его повязки.
— Я сменила их, — сказала Молли. — И, по-моему, всё начало подживать, не правда ли?
Джон кивнул. Да, действительно, стало лучше. Намного. Это было горькой иронией — та ужасная сыпь, от которой страдал его друг, и которая косвенно стала причиной несчастья, — после мази и чистых сухих повязок почти исцелилась. Если бы то же самое можно было сказать и о легких…
Шерлок спал весь день. Джон удвоил усилия, прося, умоляя и приказывая ему выпить немного чая, говорил, что напиток сладкий как мед, но ресницы Шерлока лишь трепетали. В итоге Джон стал погружать свои пальцы в чашу с водой и подносить их ко рту больного, чтобы капли воды упали на воспаленные губы.
Шерлок даже перестал дрожать, поэтому Джон снял одеяла и принялся обтирать его влажной прохладной губкой — лихорадка словно сжигала его живьем. Шерлок был сейчас кожа и кости, весь горел, и Джон чувствовал, как трепещет отчаянно сердце друга под хрупкими ребрами. Он снова укрыл его одеялами, по капле давал ему сладкий холодный чай.