Мы сошли на берег, увидев дома Лейфа на закате; оказывается, солнце там заходит даже в июне. Остров Бьярни скрылся за дымкой облаков, и путь, которым мы прибыли, растаял в тумане, а перед нами лежала твердая земля. Мы обнаружили два острова в открытом море, о которых нам было известно, а потом, почти сразу увидели пирамиды из камней, которые сложили люди Лейфа на хребте за домами. И точно, между островами и хребтом лежала бухта, её дно поднималось так полого, что наши суда сели на мель в сотне или больше ярдов от берега. Как только кили коснулись дна, нас окутал тёплый воздух, насыщенный лесными ароматами. Море было спокойным, без волн. Мы увидели пологие зеленые берега и серый песчаный пляж. Животные, стоящие в деревянных стойлах, почуяли землю и забеспокоились — овцы принялись блеять, а коровы мычать. Бык заревел и начал неистово лягаться в стойле, пытаясь мотать головой. Веревка лопнула, кто-то закричал: "он становится берсерком!" Лошади в соседних стойлах пронзительно заржали и пытались встать на дыбы, обрывая недоуздки. Нам не оставалось ничего, кроме как побыстрее выставить сходни. Животным приходится нелегко в море — им холодно и голодно, так что обычно они ведут себя спокойно. Так как путешествие выдалось лёгким, возможно, наш скот был в более лучшем состоянии, но я никогда больше не видела такой ужасной высадки. Как только быка вывели из стойла, он одним махом рогов разметал мужчин, которые держали его, и неуклюже направился к ближайшему берегу. Мужчины тянули по сходням отчаянно мычащих коров, а их лепёшки шлепались в море. Одна из лошадок, оказавшись в воде, заржала, перепуганная бурлящей водой, которую она взбаламутила вокруг себя, словно рядом с ней оказалось какое-то чудовище, которое пыталось утащить её вглубь.
К тому времени, как мы добрались до берега и вывели животных, наша лучшая корова захромала, и лошади тоже, а мы сами взмокли от пота. Бык скрылся из виду, но мы не беспокоились, скоро он вернётся к своим коровам. Корабли, сидящие на мелководье, глубиной по колено, выгляди с берега далёкими и хрупкими. Мы очутились на вогнутом на восток пляже, а затем взобрались на прибрежные дюны, песчаный тростник царапал мне ноги. С благоговением я посмотрела на зреющие колосья. Дикая пшеница, как и говорил Лейф. Никогда в жизни я не видела, как растёт пшеница. Теперь я насмотрелась на пшеничные поля в Европе, и знаю, что пшеница в Винланде совсем иная, но для нас она казалась настоящим сокровищем. Колоски с будущими зёрнышками касались моей юбки, и я подумала о Халльдис и запахе свежеиспечённых хлебов, и в этом благодушном настроении я впервые увидела дома Лейфа.
Дома стояли на лугу, за ними через болото протекала река. По правую сторону пролегал хребет, на его гребне высились пирамиды из камней. Пологие холмы покрывали деревья, за исключением расчищенного пространства перед нами, где по кривой, повторяющей очертания пляжа, расположились три дома: такие знакомые низкие стены, зелёные крыши, совсем как дома, в Зелёной стране, но эти из-за запустения казались чужими. Раньше я никогда не видела пустого поселения, наоборот, повидала немало новых, возникших на ранее пустынных землях. Никогда в жизни я не входила в покинутый дом. Я боялась, эти дома казались такими загадочными и опустевшими. Двери не было видно. Карлсефни решил обойти вокруг среднего дома, я отправилась с ним. Двери в домах, конечно же, были, но с западной, противоположной от моря стороны. Я заметила, как он быстро перекрестился, прежде чем поднять засов. Дверь распахнулась, внутри — темнота. Мы совсем не подумали и не взяли с собой ни лампы, ни огня. Карлсефни вошёл внутрь, я следом. Потребовалось некоторое время, чтобы глаза привыкли к темноте, а затем я разглядела холодный очаг, наполненный пеплом. Пять лет назад люди Торвальда разжигали здесь огонь. Карлсефни отыскал верёвку и попытался открыть дымовое отверстие, но доски, закрывающие дыру, заколотили от непогоды. Голые лавки, стены увешаны верёвками, корзинами и инструментами, всё так, как оставили здесь люди. Яма, над которой готовили пищу, полна пепла, сверху навалены горшки. Мне показалось, что-то темнеет в бочке для воды, но если бы её тогда наполнили до краёв, то за столь долгое время она испарилась. Этот дом покинули пять зим назад, в нём пахло землёй и сыростью, будто в подземелье, но холодно не было. Я была первой женщиной, которая вошла в этот дом, я снова взглянула на горшки, в которых готовили пищу, и подумала о людях, что зимовали здесь. Никогда в жизни я не видела, чтобы свободный мужчина готовил пищу, ведь так не принято, и никогда больше не увижу. Но здесь были горшки, яма, плоские камни и очаг, они поведали мне историю, частью которой я никогда не была. Тебе не кажется это нелепым, а, Агнар? Я никогда раньше не задумывалась, что расскажу об этом кому-нибудь.