Морская служба как форма мужской жизни

«Баба – это я!» – обречено только и успел подумать. Тьма сразу и окончательно заполнила мое сознание! – продолжал улыбнувшийся Бардин: – Что было дальше – не помню, даже как встретился с твердой сталью палубы… Очнулся я тогда уже в отсеке. Ориентировка во времени – утрачена была начисто! Пришел в себя я оттого, кстати, что наш командир группы, в разовой рубахе, пахнущей хорошим одеколоном, тыкал мне в нос ватой, очень щедро смоченной нашатырем. Острый запах шарахнул меня в нос так, что аж затылок загудел! Зато сознание полностью включилось, а мрак в глазах рассеялся. Я огляделся – рядом лежал Ромеев, и тоже начал подавать признаки жизни. На душе стало легче – значит, не я один! Сверху же на нас трусливо поглядывал Эйнштейн.

– Ничего, отрицательный опыт – тоже опыт! – утешал он.

– Ты бы помолчал! – огрызнулись мы с Геной Ромеевым хором. А то ка-а-к сейчас подымется…

После нашего позорного изгнания меня сослали в кормовой отсек. Там, за пультом и вокруг него сидело несколько человек: офицер, мичманы, матросы. Все в одинаковых комбинезонах «РБ», все одинаково изнывали от любопытства. Я оказался в центре внимания и сразу же почувствовал в них благодарных слушателей. Во мне враз проснулся дар художественного слова!

Я не стал заставлять себя долго упрашивать, и, в ответ на вопрос: – «Ну, как там?», сразу же охотно рассказал, как оно – там! Для убедительности иллюстрируя жестами рук…

Воспоминания и переживания были очень свежи, впечатлений – хватало! Эх, я и рассказал – какой он теперь, этот Леня, какие у него (пардон за натурализм) кишки, как там здорово пахло, и какие там софиты… При этом я отчаянно корчил рожи, не скупился на сравнения! Все было натурально и убедительно!

В самый апогей моего актерского триумфа, один из мичманов БЧ-5, очень плотный и крепкий, с бритой до блеска головой, сидевший верхом на дюралевом ящике с ЗИЛом, слушая мой рассказ и наблюдая за оживленной, образной жестикуляцией (надо же было эмоции куда-то выплеснуть?), вдруг тонко ойкнул и… обрушился вниз, врезавшись головой в острый край дюралевого шкафчика для изолирующих противогазов.

Бац! – раздался глухой удар. Шмяк! – упало на палубу тяжелое большое тело мичмана. Из рассеченной на голове кожи потекла темно-бардовая кровь. Мичман не шевелился. «Ух, ты!» – испугался я.

Все замерли… и осуждающе вперили в меня свои взгляды.

Один старшина побледнел и впал в полный ступор. Его успели подхватить и усадить в кресло вахтенного. Еще один! Н-да-а, кровь на белом фоне бритой кожи производила впечатление… Мало бы кто отмахнулся равнодушно!

«Бить будут!» – уверенно решил я. Но все как-то все замерли, кроме командира отсека. Тот вовремя и быстро метнулся к отсечной аптечке, вскрыл ее, порвал перевязочный пакет и приложил его к открытой ране. И бегом-бегом, вместе с еще одним мичманом потащили раненого в амбулаторию – благо, дальше соседнего отсека я не успел уйти. А вот если бы я дошел до самого кормового? И вырубил бы своим рассказом тамошнего обитателя? А то и самого командира отсека? Н-да-аа, сколько бы народа было бы мне тогда искренне благодарны! Через какое-то время появился смеющийся командир отсека, тоже в красках передал мне возмущение врача, которому пришлось зашивать рану мичману, нечаянного доведенного мною до потери всяческой сознательности. Мне, мол, теперь надо прятаться от доктора пару недель, а то он за себя не отвечает! Он клятвенно обещал тебе всё припомнить разом! Да, как-то нехорошо получилось, вроде бы специально новую гадость бедному доктору организовал! Мало ему своих было, так еще я нашелся под ногами путаюсь… Бритая голова мичмана со швом аккурат посередине, заклеенным пластырем, навевала озорные ассоциации. Судя по смешкам – не только у меня… Мичман, походя, ткнул меня в плечо и под нос подсунул увесистый кулак. Но он был отходчив – как многие люди крупного телосложения.

Ранним утром мы всплыли, лихо вошли в залив и, придерживаемые буксирами – «пароходик»-то наш – такой, что будьте здоровы – встали к причалу, где ждали уже санитарные машины и врачи.

Мичмана Леню, прочно и надежно привязанного к носилкам и укутанного одеялами, вытащили через один из люков на ракетной палубе. Гигантский плавкран, поднял храброго мичмана, как пушинку, и загрузил в санитарный «батон». Прихватив доктора и пару бойцов – на подмогу, в случае чего, машина сразу же умчалась, завывая сиреной, тревожно подмаргивая «мигалкой».