Хотя римляне понимали, что такое круговая гавань, - они читали афинские тексты, в которых корабельные ангары рассматривались как политические и культурные иконы, - они не делали попыток сравниться с карфагенянами. Археологических свидетельств о римских корабельных навесах нет. Единственные корабельные навесы эллинистической эпохи находятся на Родосе, небольшом островном морском государстве. Борис Ранков полагает, что наверняка существовали римские корабельные навесы, которые были засыпаны более поздними постройками, но не менее вероятно, что римляне, не придававшие галерным флотам того культурного значения, которое придавали им морские державы, не беспокоились об этом. Кирпичные и каменные корабельные ангары были дорогостоящим капиталовложением, а римляне, как и большинство великих континентальных военных держав, не относились к флоту как к постоянному институту, по крайней мере, до имперской эпохи. Прежде всего, Рим не полагался на флот как на символ власти, поэтому не было необходимости во внушительной архитектурной демонстрации военно-морской мощи. Рим не мог быть побежден на море и не собирался проигрывать войну в краткосрочной перспективе. Времени для строительства новых кораблей и обучения новых экипажей было достаточно. Римляне предпочитали строить новые корабли по мере необходимости, а не содержать уже имеющиеся. Они обладали прекрасными залежами древесины и большими людскими ресурсами. Литературные свидетельства о римских корабельных ангарах могут относиться к прозаическим кратковременным деревянным сооружениям, от которых практически не осталось археологических следов. В сущности, послание, передаваемое монументальными корабельными навесами, не было тем, что Рим хотел бы повторить. В глазах римлян корабельные навесы и всеохватывающая популистская политика были двумя столпами карфагенской угрозы, идеологии нивелирования, доставляемой по морю. После победы Кайо Дуилио при Микале римляне создали совершенно иной символ - ростральную колонну. Колонна Дуилио, усыпанная таранами захваченных галер, скорее символизировала победу над морской мощью, чем провозглашала морскую славу. Ростральная колонна стала излюбленным военно-морским мотивом континентальных противников морской мощи. Их также можно встретить в Париже, Санкт-Петербурге и Вашингтоне.
Однако Рим ошибся в оценке карфагенян. Они не смирились с окончательным поражением и не признали римского господства. Не возродили они и неудачную военно-стратегическую модель Барсидов. Ганнибал отказался от военного варианта после Замы, призвав своих соотечественников принять мир и перестроить свое государство на основе всеохватывающей политики и экономической мощи, настоящей морской державы. Его успех побудил карфагенских олигархов вступить в сговор со своими римскими коллегами, объединенными взаимным страхом перед популистской политикой, чтобы сместить его. Инициатива принадлежала карфагенянам, и она не имела ничего общего с умиротворением Рима.
Ганнибал понимал, что будущее Карфагена - в восстановлении и развитии морской торговли, которая финансировала город и должна была содержать военно-морской флот, а также конвойные силы для охраны морских путей. Не случайно Сципион оставил карфагенянам десять трирем: к тому времени триремы были мощными крейсерами, а не боевыми единицами флота. Устойчивость карфагенской морской культуры отражала важнейшую роль морской торговли в жизни государства, непреходящее финикийское наследие и растущее осознание связи с другими морскими державами, как прошлыми, так и настоящими, не в последнюю очередь с Афинами. После недолгого увлечения македонской военной славой, бронетехникой и слонами Карфаген вернулся к морской торговле и производству.
После Второй Пунической войны карфагенская экономика быстро восстановилась, торговля и экспорт сельскохозяйственной продукции сделали город богатым, что позволило начать новый цикл крупных гражданских работ. Эти грандиозные проекты символизировали успех послевоенного восстановления; они представляли Карфаген и включали в себя великую морскую гавань - вызывающее заявление о богатстве и гордости, построенное народным собранием возрожденного государства. Круглая гавань, сочетающая в себе масштаб, элегантность и мощь, унижала корабельные сараи талассократических Афин и была готова к размещению, обслуживанию и поддержанию мощного военно-морского флота. Флот, который римляне так публично уничтожили, стал высшим символом карфагенского могущества. Сараи манили и завораживали воображение всех, кто прибывал в город по морю.