Морские дежавы. Морская культура, континентальные империи и конфликт, который создал современный мир

Продолжительная вражда после Замы, "Карфагенский мир" и смерть Ганнибала показали, что реальные интересы Рима носили политический, а не стратегический характер. Рим не боялся стратегии морской силы, ни в какой форме, и не считал Карфаген значительной военной державой. Страх, возросший после Второй Пунической войны, был социально-политическим. Сенат считал морской Карфаген эпицентром нивелирующей политической тенденции, которая грозила уничтожить их класс и привилегии. Разгромив эллинистические великие державы в десятилетие после Замы, Рим был вправе покончить с Карфагеном. Спустя десятилетие после окончательного уничтожения Македонии сенат искал новой завоевательной и грабительской войны. Карфаген оставался одним из богатейших государств Средиземноморья, а возможно, и самым богатым, завершив в 152 г. до н.э. выплату репараций за пятидесятилетнюю войну. Это не давало Риму повода для беспокойства. Предлогов для войны у римлян было чрезвычайно мало, но перспектива грабежа привлекала амбициозных сенаторов и обеспечивала легкость сбора войск. По словам Уильяма Харриса, Третья Пуническая война 149-146 гг. до н.э. "была безжалостным нападением более могущественного государства на одного из своих соседей ". Полибий отмечает, что сенат стремился не афишировать истинные причины, поскольку не хотел, чтобы его считали развязавшим войну. Их все еще волновало мнение эллинистического мира, опасавшегося возрождения популистской коалиции Ганнибала. Однако решение римлян было продиктовано не только имперской экспансией и личной жадностью: этот экзистенциальный конфликт был направлен не на что иное, как на уничтожение альтернативной культуры. Единственное рациональное объяснение заключается в том, что Рим настолько боялся карфагенской морской политики, что решил: город должен либо превратиться в сельскохозяйственную глушь, управляемую аристократами, либо быть уничтоженным.

Не было никаких признаков карфагенского военного реваншизма. Карфаген не нарушил договор, не собрал армию и не восстановил флот. Более того, уступчивые карфагеняне, спокойно принявшие свое понижение в ранге великих держав и конец своей морской империи, были готовы пойти на новые жертвы ради сохранения мира. Рим сознательно пошел на расширение своей империи с целью получения прибыли и создания монокультуры. Харрис пришел к выводу, что "войну с тем или иным врагом, с тем или иным "оправданием" римляне ожидали и планировали почти каждый год". Трудно представить себе более глубокую дихотомию между римским континентальным подходом и коммерческими интересами, которые лежали в основе мировоззрения морских держав. Карфаген продемонстрировал, что торговля является чрезвычайно эффективным методом приобретения богатства, но эта модель работала только в тех государствах, которые придерживались инклюзивной политической культуры.

Зажатые амбициозным нумидийским царем Масиниссой и лишенные возможности по договору с Римом мобилизовать значительные военно-морские силы, карфагеняне были вынуждены делать упор на корабельные сараи, возвышающиеся за огромной торговой гаванью, как на символ своей идентичности, основу своего существования как независимого государства. Однако при всей своей символической силе корабельные сараи не представляли никакой угрозы для римского военно-морского контроля. Нет никаких свидетельств того, что здесь был построен боевой флот; даже римляне утверждали, что до них доходили лишь слухи о запасах древесины. Все карфагенские корабли, использовавшиеся в Третьей Пунической войне, были сделаны на скорую руку и управлялись любителями.