Морские дежавы. Морская культура, континентальные империи и конфликт, который создал современный мир

В 155 г. до н.э. к власти в Карфагене пришла народная партия, опиравшаяся на националистическую риторику, уставшая от вмешательства Рима и готовая действовать после выплаты репараций за пять долгих десятилетий войны. Они изгнали из города политических соперников, благосклонных к Риму, и подстрекали ливийских крестьян к сопротивлению деспотическому правлению Масиниссы. Против его централизаторской политики выступали как племенные вожди, так и крестьяне , что позволило Карфагену подорвать его власть, предложив более выгодные условия. Рим, как региональный гегемон, направил делегатов для разрешения спора, но, как видно, не смог этого сделать. Среди них был Катон Цензор, пожилой ветеран Второй Пунической войны. Катон, явно встревоженный увиденным, вернулся в Рим, где, несмотря на противодействие клана Сципиона, начал декларировать мантру "Карфаген должен быть разрушен". Они утверждали, что без дисциплины сопоставимой внешней силы римское население отвергнет аристократическую власть. Несмотря на то, что Катон, как известно, размахивал в сенате свежими карфагенскими фигами, его не могло встревожить карфагенское сельское хозяйство: он читал знаменитую сельскохозяйственную энциклопедию Маго и, как и многие другие элитные римляне, пользовался ее премудростями. Точно так же и торговый баланс между двумя городами вряд ли был значительным. Скорее всего, Катон видел новую величественную военно-морскую гавань, изящные ионические колонны которой говорили о богатстве и амбициях демократов, и слышал о растущей враждебности к Риму. Радикальный популист Гиско, избранный карфагенским собранием суффетом, открыто разжигал ненависть к Риму. Катон обнаружил, что Карфаген разгорелся до страстей и становится все более враждебным. Карфагенские аристократы и землевладельцы поощряли его опасения. Убедившись в том, что Карфаген жаждет мести, Катон размахивал фигами, чтобы показать своим коллегам-сенаторам, насколько близок этот город к Риму. Под руководством Гиско собрание проголосовало за перевооружение флота и армии, а также помогло мятежному принцу собрать армию для завоевания Нумидии. Римляне пришли к выводу, что "на самой северной оконечности Африки, недалеко от Сицилии и южной Италии, формируется яростный революционный центр".

Это не было единичным случаем. Он произошел на фоне общего кризиса государственного управления и социальной стабильности во всем позднеэллинистическом мире, вызвавшего опасения, что нивелирующие популистские движения Карфагена и Греции могут заразить римскую политику. Политика нивелирования представляла собой серьезную угрозу: Пергамский царь Аттал III пришел к выводу, что единственный способ сохранить аристократический общественный строй - это передать свое царство Риму. Македония подняла восстание в 152 г. до н.э., Сирия и Египет находились в социальном беспорядке, а заговор рабов в Сетии в Италии в 198 г., спровоцированный порабощенными карфагенянами, был лишь самым впечатляющим из, казалось, бесконечной череды насильственных протестов и восстаний низших слоев населения, ожесточенность и масштабы которых подпитывались наследием человеческих страданий, порожденных Ганнибаловыми и Македонскими войнами, и которые грозили преодолеть оборону аристократического Рима. Разрушив старый политический и социальный порядок, а также многовековую многополярную государственную систему во многом ради личного обогащения, римская аристократия была вынуждена столкнуться с хаотическими последствиями своих действий.

Римские представления об общественном устройстве рушились по всему средиземноморскому миру. В Греции Ахейская конфедерация, консервативный союзник Рима со времен Второй македонской войны (200-197 гг. до н.э.), внезапно сменила курс и стала центром популистского национализма, конфискуя имущество богатых и отстаивая антиримские взгляды. Они опирались в основном на Коринф, который вновь стал крупным торговым и промышленным центром, где проживало огромное количество рабочего класса с чрезвычайно передовыми идеями. В 150 г. до н.э. римляне почувствовали, что им нужен предлог для хладнокровного решения о войне против Карфагена. Через четыре года они начали ахейскую войну без всякой подобной шумихи. Они намеренно спровоцировали ахейцев на войну, чтобы разрушить самое могущественное греческое государство, ставшее тревожно демократичным, прежде чем оно сможет создать общегреческую конфедерацию. Рим был вынужден вступить в войну не из-за оборонительных опасений, если только само существование многополярной государственной системы или любого другого государства не вызывало законного беспокойства.