Размахнувшись, он выбросил за борт свою фуражку — ее «нахимовский» козырек был просто раздавлен. Механик доложил, что они своротили себе форштевень, слабенький оказался. Через лопнувшую обшивку вовсю заливало форпик, куда артельшик только вчера сложил продукты. — мясо, рыбу, муку крупы.. — Твою мать, Федин, где твои мозги были! — обругал в сердцах он подвернувшегося унтер-офицера. — Дык всегда так было, ваш-бродь!
— Как ты где обгадишься — так у тебя один ответ — всегда, мол, было! Сгинь!
Быстро в форпик! Может, чего спасти еще сумеешь! Есть — то чего будем? — Братва с голоду пропасть не даст! — оптимистично пожал плечами и истово перекрестился унтер.
Что верно — то верно, на этот раз. На тральце, если подумать, просто не было другого места, каждый квадратный дюйм был заранее подо что-то расписан.
Но надо было хоть с кем-то поделиться огорчением и, хотя бы, для самого себя, хоть на минутку назначить виноватого.
— Штурман, ворочаем на Александровск! Обойди Катькин — остров подальше, да гляди — ты мне в камни не влезь! И дай мне место наше на момент обнаружения противника и тарана. Готовь кальку маневрирования! Сейчас нас все будут есть поедом! И командир дивизиона, и начальник морских сил Кольского залива! Первый вопрос: почему и куда наехали, второй — почему «немку» упустили, герои, матерь вашу на всю глубь дубовой вымбовкой …
Лодка-то смылась, вильнув хвостом и дыхнув вонючим перегаром, а нам теперь доказывать — где мы эдак-то удачно всю свою морду помяли, чуть унтер-офицера не утопили да офицеров покалечили … Целый роман получится! — Начморсил гонорар выдаст, обязательно, по высшей расценке — скалил зубы штурман. Лейтенант прикурил от его папиросы. Затянулся.
Закашлялся — грудь болела, ребрам все-таки досталось!
Руки тряслись, конечно от пережитого, но — совсем чуть-чуть — успокаивал себя командир. — Вот скажите, Зосима Порфирьевич и Петр Матвеевич, ну как мы докажем, что это мы «немку» героически долбанули, а не об какой-то подводный зуб свой форштевень по самую первую переборку размазали. А?
Сигнальщик шёлкал ратьером, обмениваясь семафором с батарей Александровска у губы Кислая. Еще бы! Рев сирены и два выстрела взбудоражили всех, кто был на батареях, наблюдательном посту и берегу у рыбачьих хижин. — Как бы еще и залп береговых трехдюймовок не схлопотать — то-то радости будет! Как раз не хватает до полного счастья … Передав штурвал рулевому, Дмитрий сам спустился в боевую рубку, на ходу утираясь большим батистовым платком, походя засветил крошечную настольную лампу. Затем открыл вахтенный журнал, сосредоточился, вспоминая пережитое, и стал описывать действия корабля и команды при обнаружении немецкой подлодки, боевом столкновении и таране. Получалось — убедительно. И даже героически красиво! Вот только интересно, а проникнется ли начальство этой повестью? Сейчас кинутся искать, чего я сделал не так, и какие циркуляры нарушил … А я командир — взял ответственность на себя — и что вышло, то вышло, это война, а не каботажный рейс! — зло скрипнул зубами Дмитрий. Интересно, а что сейчас происходит на лодке? Вот хорошо бы, чтобы сей момент отдыхала, сердечная, или как там говорят — сердешная, прямо на грунте? Тут глубоко, ей бы для могилки как раз хватило!
Тем временем, на лодке, скрывшейся в волнах, и чуть было не провалившейся на запредельную глубину, тоже осматривались по отсекам.
Там было не пройти из-за вывалившихся невесть откуда ящиков, коробок, инструментов и другого запасенного впрок имущества. Этот чертов русский тральщик, этот паршивый плавучий ящик из-под консервов, взявшийся невесть откуда, и кинувшийся на них, прямо как пьяный казак с плаката, своим тараном явно порвал одну из цистерн и своротил клапан вентиляции.
Пушка, по всей видимости, тоже накрылась. Если бы не проворонили, этот тральщик уже бы отдыхал на грунте, а его команда кормила бы рыб! Это — если бы! Но пока — все наоборот! Почти — наоборот! Но вот надо же! Везет дуракам! Даже не сумел перевести столкновение с этим корытом на острый угол. Тогда бы не все так было плачевно. Да уж, как кадет — растерялся, забылся … Хотя, если честно — времени совсем не было, но все же … — командир сжал от досады кулаки, аж костяшки пальцев побелели. Он не знал еще, что дела, на самом деле, обстояли куда как хуже, но предчувствие бывалого подводника царапало душу. Чувство непреодолимой опасности — внутреннее шестое чувство опытного подводника. Оно называется попроще, и есть у всех моряков! Нормальных моряков!
— Механика в центральный! — рявкнул он в сердцах, вглядываясь в карту, исчерченную линиями курсов и кривыми циркуляций и нервно покусывая карандаш. Но вот пришел удрученный механик и сказал, что это все — ерунда, так как от удара форштевнем этого крошечного корабля с сумасшедшим командиром, дизель напрочь слетел с фундамента, все толстенные болты и шпильки просто срезало, словно ножом. Отсюда — и заметный крен на левый борт.