Морские досуги №6

Синдбад то заключал птицу фантазии в клетку рассудка, и из-под его калама ложилась на папирус сплошная скука, то отпускал фантазию в полёт, и тогда рассказы его превращались в россказни, в которых гороподобные рыбы глотали корабли целиком. Но был упорен Синдбад, и готов учиться, и половину отведённого для лечения времени он читал книги мудрых, а вторую половину времени пытался писать своё. Пока длилось тадморское душное лето, он нашёл свой стиль и ритм, и уже не боролся до изнеможения с мыслями, памятью и фантазией, а направлял их, как направляет возница коней в упряжке. И вот, когда настала осень, неся облегчение усталым и напоение жаждущим, когда чайханщик по утрам стал выметать с веранды нанесённый ветрами песок и опавшие листья, когда ушли пыльные бури и пришли редкие долгожданные дожди, тогда в один из вечеров Синдбад показал Ар-Рази свою работу. Взяв листок, покрытый безупречной вязью, лекарь прочитал: — Чтобы достичь острова Дина Маграбин, возьми курс на юго-восток от рога земли мальгашей. Если плывёшь ты зимой, то ветер донесёт тебя до острова, ровный и сильный, и утром третьего дня ты увидишь над рассветным морем двурогую главу его, чёрную в зелёных полосах. Подходить близко к берегу остерегайся, ибо море там изобилует подводными скалами, опасными для кораблей. Ищи у северо-западной оконечности раздвоенный мыс и к нему уже иди смело, сколь бы ни казались страшны окружающие его утёсы. Раздвоение мыса приведёт тебя в уютную бухту, всю в зелени и белом камне, как драгоценное ожерелье. Смело становись там на якорь, и ни одна буря не потревожит тебя. В глубине бухты есть водопад с водой благоуханной и сладкой, словно бы падающей из райских садов. И, наслаждаясь той водой, знай, мореход, что в эту минуту я завидую тебе. — Всё — сказал Синдбад — я записал, что помню, что я видел и чувствовал, и память об этом острове больше не тревожит меня. Даже когда он является во сне, я не тоскую, а, вспоминая, грущу и радуюсь. Воистину, ты великий врач, ибо всё, милостью Всевышнего, свершилось по твоим словам. Ар-Рази же, скромно и с достоинством приняв похвалу, спросил Синдбада, есть ли у него землеописания помимо этого. Синдбад отвечал, что уже пятьдесят земель, морей, гор и островов он описал с должным тщанием и ещё примерно триста ждут своей очереди. Тогда лекарь обратился к нему с такой просьбой: — Знай же, о благородный Синдбад, что и я не чужд искусства землеописания. Сейчас я как раз закончил свой труд о природе болезней и раздумывал, куда направить свой ум. Твои папирусы навели меня на мысль откомментировать «Альмагест». Бадалами аль-Искандери жил давно и с тех пор появилось множество новых сведений. Я хотел бы включить твои описания в комментарии, особенно если ты опишешь и нарисуешь звёзды тех дальних мест.

Синдбад с радостью и почтением согласился, и целых два года после этого разговора посылал в Багдад к Ар-Рази всё новые и новые землеописания, дополняя их рисунками и картами, в которых оказался большим мастером.

Сам же лекарь посадил за переписывание и перерисовывание своего старшего сына Али, отрока с живым умом и точной рукой. А через два года Мухаммад Ар-Рази сломал в сердцах подаренный ему калам, искусно украшенный самоцветами и перламутром, потому что сын его Али покинул отчий дом и сам решил пуститься странствовать и повидать мир. Труд по описанию земель остался не законченным, и лекарь, горюя, продал его задёшево торговцу редкостями и диковинами, которых в Багдаде тогда было множество.

«Комментарии» Ар-Рази не пропали в Багдаде, и не были забыты, и не пролежали столетия в лавке древностей, ибо человек предполагает, а Аллах располагает, и для всякой души и всякого дела есть у него место и время.

Через несколько лет рукопись попалась на глаза Абуль-Хасану Аль-Масуди, уже тогда прозванному имамом географов и шейхом историков. Тот купил её не торгуясь, и долго после искал автора заметок, пока ему не донесли через третьи руки, что Синдбада Ал-М’лаха Аль-Багдади нет уже среди живых.

Аль-Масуди включил рукопись Синдбада в свой труд, а потом её переписал для короля Сицилии Аль-Идриси, и тогда под названием «Отрада страстно желающего пересечь мир» она попала к ференги, чествующим Ису. Стоит ли удивляться, что двести лет спустя корабли португальских мореплавателей шли от острова к острову Южных морей, как будто их направляла чья-то дружественная рука. Ибо так делается под Солнцем, что доблестный прибавляет к доблести, а мудрый — к мудрости, и ничто из сделанного не исчезает в веках.

…

Говоривший умолк, в тёмной таверне настала тишина, и сразу стали слышны не замечаемые раньше вой ветра и рокот волн, шелест пальм, шлёпающих по застеклённой стене таверны. В разрывах туч мелькнула луна, осветив причал, редкий колышущийся частокол мачт вдоль него и тёмную россыпь домов Порт-Матурина вверх по холму. Хозяин таверны Субаш, едва угадываемый на фоне тёмной стены, поднялся со скрипучего стула, щёлкнул выключателем.

Ничего не изменилось.

— Значит, провода — гулко выдохнул Субаш — Значит, до утра сидеть без света.