Морские досуги №6

Джаханнам, мучилище проклятых, который находится на краю земного диска. От близости страшного того места черны тела и помыслы проживающих там людей. Ни один корабль не может приблизиться к тем берегам и остаться целым, потому что морские воды низвергаются с края земли чудовищным водопадом… — Дозволь поправить тебя, о мудрейший! — вежливо обратился к кади Синдбад — Что до края земли, я ни разу не достигал его, но уверяю, что он не лежит в странах зинджи, иначе бы я о нём знал. А я прошёл вдоль берега почти все земли чернокожих.

— Значит, ты прошёл недалеко, о Синдбад! — отвечал Сейфал — ибо вероучители свидетельствуют об этом! — Покорно прошу извинить меня за дерзость — молвил Синдбад, но покорства не было в его словах — только я проплыл на юг до дальнего острова Зан-Зиббар, а потом, запасшись припасами и водой, отправился дальше. Я тоже искал края земли, и я не нашёл его. Но скажу вам, я заплыл далеко, ибо с тех мест на небе видны совсем другие звёзды, а солнце в полдень уходит не к югу, а к северу. Это так же верно, как то, что я здесь сижу. — Ты лжёшь, несчастный! — вскричал кади — или разум твой помутился от тягостей пути! Солнце не может уходить к северу, ибо Рахман в неизъяснимой мудрости своей разделил небо незримой чертой на две части и повелел Солнцу оставаться в южной. — Что же мне теперь, не верить своим глазам? — спросил его Синдбад — посмотри сам: вот здесь сидят мои друзья, и мои родные, и товарищи мои, купцы. Все знают, что я всегда был честен и не обманывал даже в мелочах, и в торговле, и в других делах. Если вы мне не верите, я берусь доказать мои слова! Завтра же распоряжусь заложить корабль… — и тут он осёкся и закусил бороду свою зубами, поняв, что уже собирался презреть свой обет. И тогда Синдбад велел слугам позвать с улицы десять нищих, просящих подаяние, и накормить их тем, что было на пиру, ибо так должен поступать всякий правоверный, нарушивший клятву или задумавший нарушение. А про свои путешествия в тот вечер он больше не произнёс ни слова. С той поры Синдбад стал жить в благословенном Багдаде, занимаясь делами торговыми. Он пользовался уважением среди купцов, и часто к нему в лавку приходили, чтобы разрешить спор, определить подлинность редкой вещи, или просто послушать его рассказы о дальних странствиях. Часто бывало, что до позднего вечера у Синдбада горела лампа, а слуга то и дело забегал внутрь, неся халву и «шай». Купцы, и дети купцов, и дети самого Синдбада сидели вдоль стен, повесив уши на гвоздь внимания, а он рассказывал. Он говорил о равнинах, где земля ярко-красная, а трава голубая. Он говорил об островах, где бродят птицы ростом с верблюда, о диких лесах, где кошки плачут человечьими голосами, об озёрах с розовыми берегами и водой, растворяющей плоть. Рассказывал об умных птицах, одну из которых он научил возносить хвалу Милосердному. Только о море он не говорил никогда, потому что для рассказа о море у него не было слов. И бывало, после таких разговоров слуга кормил в опустевшей лавке очередной десяток нищих.

Не пожив и года в великом городе, средоточии всех благ земли, Синдбад собрался переезжать. Лавку свою он оставил на надёжного управляющего, а дом с садом продал. Когда он позвал прощаться своих друзей, те спросили, почему он уезжает так поспешно.

— Я не могу заснуть ночью и не могу спать утром — сказал он — Друзья мои, я не могу жить в Багдаде.

Когда же друзья осведомились о причине такой бессонницы, Синдбад со вздохом ответил:

— Это всё чайки. Они прилетают с Тигра и с Диялы, от их криков я не могу заснуть.

И, так решив, Синдбад-купец и Синдбад-домосед переселился в Тадмор, так далеко от моря, как только может быть. Там не было чаек, и ветер никогда не пах солью, а только песком и жаром. Там воду можно было увидеть только в фонтанах, да ещё в колодцах глубоко под землёй. Жители тех мест никогда не видели корабля, а покажи им — дивились бы, не зная, что это такое. Там зажил Синдбад-купец новой жизнью. Караваны его отправлялись в пустыни и горы от Нила до страны армян и от столицы неверных до благословенного Багдада, привозя дамасские клинки, и белый гладкий папирус для письма, и шёлковые одежды, и книги, написанные мудрецами. Сыновья его, щедро одарённые Всевышним, ходили в мактаб, а те, что постарше — в медресе, и никто из новых соседей не спрашивал его о море. Любой другой возносил бы хвалу Аллаху денно и нощно, вот только Синдбад не радовался жизни.