Морские досуги №6

Пикали приборы, негромко о чём-то говорил анестезиолог с помощником и ещё кем-то. И, вдруг, выстрелил знакомый боцманский басок:

— Мужчинка! А я вас помню!

И уже впивались в меня очково очерченные, злобные змеиные глазки, и горклый табачный дух настырно вползал под кислородную маску.

— И я вас никогда не забуду! Но, укольчик уже сделали — изо всех сил выкрикнул я сквозь прижатый к лицу силикон.

И прикрыл глаза…

Оперируя «в одиночку», Муратович таки звонко ронял инструмент.

Пускал ли он его снова в дело — за ширмой мне видно не было.

Появился зав. отделением, подбадривающее глянул на меня и спросил Заура:

— Зачем такой большой разрез?

— Болшой нога — болшой разрез! Логично.

Потом они что-то негромко обсуждали и, случайно, слышно для меня Заур произнёс:

— Все складывается. Но есть ещё небольшой осколок кости, который штатным шурупом никак не могу притянуть.

— Вряд ли повлияет… Да выбрось ёго на х..!

Даже сквозь маску ими был услышан мой отчаянный крик:

— Как на х..?!!!

Оба удивлённо склонились надо мной. И Заур пошёл искать нужный шуруп в других операционных. И нашёл!

Раздался гомон из неопознанных гортанных голосов. Появились долгожданные ассистенты, они же — интерны. Муратович, радостно дал себе передых и переключился с меня на прибывших. Русская речь плавно трансформировалась в родной Зауру диалект. И ему отвечали, как могут отвечать обрадованные земляки.

— Доктор, доктор! Сзади вас — у больного кровотечение — теребила Заура женщина, подававшая инструменты.

— Э… Договорим и всё остановим! Нэ волнуйся, дорогая!

Нестерпимо хотелось отмотать всё назад и оказаться под общим наркозом!

Прошло часа полтора. И, как я понимал, собрали и скрепили пластиной только одну кость.

Блондиночка анестезиолог поговорила по мобильнику и обратилась к Зауру:

— Пора заканчивать, уже почти шестнадцать. А мне ещё надо успеть ребенка из садика забрать.

И они закончили операцию!

Про перелом второй кости, не дожидаясь моего вопроса, прибывший зав. отделением мне доверительно сказал, что, судя по снимку, вторая кость срастается правильно и решено пластину не устанавливать — зачем дополнительно травмировать ногу?

Вынули иглу капельницы, отключили проводки, сняли маску, отодвинули ширму. И широко улыбающийся Заур Муратович волосатой рукой в перепачканной кровью перчатке, традиционно — за большой палец, поднял мою обновлённую ногу так, чтобы я её видел и торжественно произнес:

— Нога человеческая. Одна штука. Готово — забирайте!

И театрально разжал свои толстые пальцы.

Нога с мертвецки провалившейся внутрь коленной чашечкой шмякнулась на стол.

…Травматолог, к которому я был выписан по месту жительства, покручивая мелированный временем ус, долго сравнивал снимки ноги до и после операции, и уважительно произнёс:

— Филигранная сборка!

— И осколки все собрали? И вторая кость срастается правильно? — беспокоился я.

— Мастера работали. Все в норме.

Через месяц, переполненный благодарностью, я приехал в больницу вынимать шуруп, который жёстко фиксировал стопу. Наступало время реабилитации сустава. И я снова гадал, кто будет мне выкручивать шуруп, кого осыпать благодарностью: зав отделением или Заура Муратовича. Истина снова была где-то рядом.

…Трое интернов восточного типа окружали Заура, нащупывающего под кожей головку нужного шурупа (место разреза) и проговаривающего каждое своё действие. Обречённо, я осознавал, что это раньше был уважаемый «капраз», а теперь — просто «пенсик». На ком ещё набивать руку интернам — будущим медицинским светилам?

Горбоносый и небритый интерн, упорно сопя, крутил и крутил отвертку, налегая всем своим весом на прижатую, на выверт, к столу ногу. Время шло, хрустела костная ткань, а результата не было:

— Заур Муратович, шуруп прокручивается…

Перехватив отвёртку, очень похожую на ту, что я недавно купил в строительном магазине, Заур сделал ею несколько оборотов и, шлёпнув по курчавому затылку интерна, изрёк:

— Я тебе какое место показывал, балбэс? Там нет шурупа, там кость!

Чуть позже рука мастера извлекла и предъявила моим очам окровавленный длинный шуруп. Я смотрел на него, а виделась расковырянная лишняя дырка в многострадальной кости.

— Спасибо, доктор! Да здравствует наша медицина — самая гуманная медицина в мире!

Через год, нарушив установленные правила, я поехал снимать пластину в другую клинику к рекомендованному мне другом талантливому врачу.

Наркоз был, как говорится «с полным погружением» и я, очнувшись, узнал, что всё прошло удачно, а на ноге было сделано только три небольших разреза.

…В голове слегка шумело. На душе было светло и радостно — кончились хирургические мытарства! Но блазнилось мне, разомлевшему в мягко навалившемся тёплом спокойствии, что из самых дальних глубин подсознания натужно прорывается прокуренный ехидный басок:

— Мужчинка! А я вас помню…

Агарков Андрей Леонидович