Морские досуги №6

Даже в Тадморе он не отказался от кое-каких привычек, что напоминали о милом его сердцу Багдаде. Как-то на досуге он обустроил на веранде у своей лавки «шайхану» и посадил при ней толкового чайханщика. Там всегда можно было насладиться утоляющим жажду напитком, или заказать «каф» на песке, по-йеменски, чёрный как ночь и горький как судьба, а также всяческие сладости и закуски. Там начали собираться по вечерам отдохнуть от трудов праведных местные купцы, ювелиры, лекари и звездочёты, и всех привечал Синдбад. Туда же стал наведываться багдадский врач Мухаммад Ар-Рази, приехавший в Тадмор, чтобы написать трактат о проказе и оспе. Однажды, когда все посетители разошлись и остался один Синдбад, Ар-Рази с поклоном обратился к нему.

— О, достойный и радушный хозяин, да ниспошлёт Аллах милости свои на тебя и твой дом, дозволь мне рассказать тебе кое-что. Ты знаешь, что я — лекарь, а вступая в звание лекаря, мы даём клятву не оставлять без помощи тех, кто в ней нуждается, пусть даже сами они не знают о своей болезни.

И, получив разрешение, обратился к нему с такой речью:

— Я вижу в тебе, о достопочтенный Синдбад, некий давний недуг, причём имеющий своим началом не тело, а душу. Как говорил в своём трактате «о жизненных соках» учитель учителей Гиппократ, в теле есть четыре жидкости, чья циркуляция и равновесие даёт нам здоровье. Кожа здорового человека чиста, глаза ясны, движения соразмерные и осанка прямая. В тебе же, о

Синдбад, я вижу темноту кожи, в особенности вокруг глаз, осторожность и замедленность движений, лёгкую, но заметную глазу лекаря согбенность стана. Всё это, как учит Гиппократ, указывает на накопление и застой тёмной желчи. Прости меня за дерзость, о Синдбад, но тебя что-то гнетёт. Ничего не ответил Синдбад, но и не остановил говорящего. Ар-Рази, ободрившись, продолжил. — Сначала я предположил, прости мне эти слова, что ты сохнешь по некой черноокой красавице. Но тогда в тебе происходили бы также, чаще или реже, разлития светлой желчи, делая движения и слова резкими и подвигая на безрассудства. Ничего подобного я в тебе не видел. Значит, не человек тому причиной, и не по человеку ты тоскуешь. Быть может, тебе снятся какие-то дальние края, в которых познал ты счастье и куда не можешь вернуться. Вот то, что я хотел тебе сказать. И тогда, поражённый мудростью врача, узревшего так многое глубоко в чужой душе, Синдбад рассказал о своей печали. Ар-Рази попросил у него времени до утра, сказав, что волею Милостивого может вернуться с лекарством. Всю ночь он читал древние свитки Гиппократа, и Галена, и Ааруна, и Масерджея Аль-Джуди, и других учёных мужей, не пренебрегая и жёнами, и к утру сразу после намаза явился к Синдбаду в дом. Там он пожелал хозяевам дома сего мира, и призвал на них благословение, и обратился к Синдбаду с такими словами: — Знай же, о Синдбад, что от твоей болезни есть лекарство. Но лечение потребует долгого времени, и усидчивости, и ещё кое-каких талантов, которые тебе нужно будет развить. Синдбад же, услышав эти вести, весь обратился в слух. — Запасись же папирусом, — продолжил Ар-Рази — и перьями для письма, и напиши о своих путешествиях. Чем ярче и подробнее ты о них напишешь, чем точнее передашь цвет волн, и запахи леса, и вид удивительных птиц и зверей, тем меньше станет твоя тоска. Она перейдёт в грусть и радость воспоминаний, и недуг твой со временем пройдёт.

Тогда Синдбад, возблагодарив Аллаха, одарил врача драгоценными тканями, и золотом, и, сняв с пояса, протянул ему в знак благодарности калам, инкрустированный самоцветами и перламутром, достойный самого калифа. Сам же, взяв из товара стопку папируса, удалился в дом, спеша начать своё лечение. Позднее не раз и не два вспоминал Синдбад слова учёного лекаря, жалея о том часе, когда поддался видимой лёгкости лечения. И не одну сотню листов папируса разорвал он в клочья, или скормил очагу, или выбросил в помойное ведро. Будучи образованным купцом, он знал девять стилей письма, и куфи, и насх, и изящный сульс, и умел выразить свою мысль словами, находя нужные для увещевания нерадивых и приободрения усталых. Мало кто от столицы неверных до благословенного Багдада мог сравниться с ним в написании Quaestio и Reclamatio, но в новом деле были нужны новые таланты, которыми, дважды и трижды увы, он не обладал.