Морские напевы

И вновь мы спорили. Именно в такие минуты становилась разговорчивой обычно молчаливая мама, и я думал о том, что наша жизнь была бы трудной без нее, без ее кропотливой заботы о каждом из нас.

Помню, когда я учился в шестом классе, в нашей семье произошло большое событие — у меня появилась сестренка. Как говорила бабушка, к нам снова вернулась Жания, и всплакнула, сказав эти слова. Бабушка, свято соблюдавшая все обряды, созвала в гости родственников и близких. Гости собрались вечером, разошлись утром следующего дня. Всю ночь в доме не смолкала домбра, звенели песни и мелодичные кюи, раздавались шутки, смех. И всю ночь выбирали имя ребенку. Каждое предлагаемое гостями имя встречалось гулом одобрения, поднимались рюмки, произносился тост. Какие только имена не предлагались! И Гульжан — цветок души, и Ляззат — отрада, и Айнамкоз — ясноглазая. Но в конце концов далеко за полночь все взоры обратились к бабушке, которая была самой старшей по возрасту и поэтому имела право решающего голоса.

— Я думаю, было бы вернее назвать ее Орынбала. Орынбала — заступившая место. Она заменит нам Жанию.

— Ну, бабушка, что это за имя? — протянул недовольно я. — Девочке надо дать красивое имя.

— Жеребеночек мой, не вмешивайся в дела старших, — возразила бабушка. — Ты еще сам ребенок.

— Нет, я не ребенок!

Бабушка рассердилась. Взглянула с укором на папу.

— Видишь, до чего довело твое потакание его капризам? Он уже задрал нос, пререкается со старшими.

— Мама, помните, когда родился Болатхан, вы посадили в нашем дворе дуб? — Папа хитро улыбнулся. — За тринадцать лет он стал ветвистым. Ветви отделяются от ствола, не хотят быть в тени кроны. Тянутся к солнцу. Не забыли вы свое дерево?

— Нет, конечно.

— Ствол рождает ветви, но, питая их, он отдаляет ветви от себя. Иначе листва завянет. Ей, оказывается, мало одного материнского сока. И в словах Болатхана я вижу, может, и неосознанное, но верное стремление. Имя человека должно быть свободно от предрассудков. У ребенка сложится своя судьба, и мне, к примеру, тоже хотелось бы, чтобы он не нёс бремя судьбы другого человека. Как вы полагаете, Раушан-апай? — обратился папа к моей учительнице.

— Я согласна с вами, — отозвалась учительница. — Вы хорошо сказали, Адильхан, о дереве, не заслоняющем собой молодую поросль. Я думаю, Зауре-апай, — повернулась Раушан к бабушке, — тоже так думает.

— Конечно! — Бабушка обиженно поджала губы. — Я день и ночь молю бога об этом.

— Зауре-апай, — снова обратилась учительница к бабушке. — Это хорошо, что вы строги к Болатхану. Но я могу заверить вас, что он у нас один из самых дисциплинированных учеников.

— Еще бы! — воскликнула бабушка. — Он же пошел в школу в неполных семь лет. Попробуй, поозоруй в такие годы. Жеребеночек мой…

Все рассмеялись.

— Да, но Болатхан сейчас заявил, что он не ребенок, — продолжала Раушан-апай. — Что, если он и даст имя сестренке?

— Верно, верно! — подхватили гости.

— Пусть, дорогая, пусть… Пусть мой жеребеночек сам выберет имя.

Спор взрослых повернул мои мысли совершенно в другую сторону. Мне неожиданно стало жалко бабушку, с ее чистой и мягкой душой, неизменным доброжелательным отношением к людям. Поражала ее бескорыстность. Но она была так уязвима, что сама порой казалась мне ребенком. Я не помню, как выговорил:

— Жания.

— Господи! — всплеснула руками бабушка. — Именами умерших не нарекают живых!

— Мама, вы сами предоставили право выбора Болат-хану. — Папа повернулся к бабушке. — Может, так и назовем?.. Жания была нашей отрадой.

Бабушка привлекла сына к себе, поцеловала в волосы.

— Нельзя так, — сказала она. Лицо ее было грустно. — Я понимаю и Болатхана, и тебя. Но ведь вы только что в моем пожелании увидели предрассудок, а сейчас сами… Давайте назовем девочку Орынжан. Жан — означает душа. В слове слышится и имя Жании. Пусть дитя будет нашим продолжением. И долгим продолжением.

Все сразу как-то притихли. Нет, не предрассудок руководил мыслями бабушки, а большая мудрость. Я впервые ощутил силу мудрого слова, действие его на людей. На наш дом будто сошло умиротворение.

— Болатхан, принеси нашу малышку! — с достоинством распорядился отец. Неизвестно было, чем он сейчас больше гордился: мудростью своей матери или маленькой дочерью.

Я принес ребенка, туго запеленатого в белое шелковое одеяльце, и под гул одобрения собравшихся вручил бабушке. Она прижала внучку к себе. Затем медленно и внятно проговорила:

— Голубка моя, твое имя — Орынжан. Живи долго и будь счастлива. Стань украшением нашего очага. Будь средоточием добра и радости…

Потом я отнес ребенка в детскую. Мама, следовавшая за мной, приняла его из моих рук. Глаза ее сияли.

Я задержался в детской, откуда мы, ребята постарше, перебрались дней десять тому назад в горницу. Братишки сегодня спали у соседей, а я, на правах первенца, находился с гостями.

Из комнаты донесся густой, немного хриплый голос отца. Он пел песню о матери. Я видел, как взволнована сегодняшним событием мама. Она уложила захныкавшую Орынжан в колыбель и, тихо подпевая отцу, стала ее покачивать.