Морские напевы

В это время отец с мамой, остановившись в отдалении, обернулись. Папа укоризненно покачал головой:

— Мама! — окликнул он бабушку. — Ну зачем все это?

— Ладно, ладно. — Бабушка довольно закивала головой. — Ну пошли, жеребеночек мой.

Мы зашагали дальше. Впереди отец с мамой, за ними — бабушка и я с братишками.

У школьного крыльца стояла тетя Раушан, что побывала у нас в доме на прошлой неделе. Учительница тоже была одета по-праздничному: в белом платье и небесно-голубого цвета камзоле, на плечах — голубой платок. На лице ее играл румянец.

— Добро пожаловать! — встретила нас тетушка Раушан. — Решили учиться? Всем домом?

— Нет, милая. — Бабушка приняла слова учительницы всерьез. Подтолкнула меня вперед. — Учиться будет мой жеребеночек. Сын Адильхана. Ну, иди, — обратилась она ко мне. — Преподнеси тетушке Раушан цветы.

Смущаясь, я вручил учительнице букет гладиолусов. Она ласково провела пальцами по моей щеке, потом, улыбаясь, приподняла голову за подбородок. Мы встретились взглядами.

— Спасибо, Болатхан! — поблагодарила она. И рассмеялась. — Что-то я тебя не узнаю, малыш. Как будто ты был не из тихих, а тут присмирел.

— Это я сейчас поколдовала над ним, — рассмеялась бабушка. — Чтоб был послушным и внимательным.

— Положим, быть слишком тихим — тоже не честь, — вмешался отец. — Болатхан, ты чей сын?

— Я? — Голова словно поднялась сама. — Я — сын капитана.

— Вот и отлично. — Учительница погладила меня по волосам. — Только не зазнавайся, ладно? Пожалуй, лучше задать такой вопрос: как должен учиться сын капитана?

— Я буду хорошо учиться, тетя Раушан. Папа научил меня читать. И считать умею — до ста и немного больше.

— Тогда мне, пожалуй, с тобой будет и легко, и трудно, — заметила учительница. — Вижу, класс у меня будет неровный.

— Ему только шесть с половиной. — Мама, обычно молчаливая, вновь повторила свое опасение, высказанное тете Раушан еще неделю тому назад. — Потянет ли он учебу?

— Не беда, — успокоила ее учительница. — Болатхан хорошо развит для своих лет.

Я отошел немного назад, чтобы не мешать разговору взрослых. Тем более, что к нашей группе потянулись родители других первоклассников.

Вдруг кто-то щелкнул меня по затылку. Я обернулся: долговязый «король голубей», злорадно улыбаясь, быстро отошел в сторону.

Бабушка, разумеется, заметила, что ее внука обидели. Заволновалась, хватая за руки то папу, то маму.

— Кто этот негодный мальчишка? Что ему надо от моего жеребеночка? Его же так забьют, несчастного!

Тетя Раушан рассмеялась, слушая ее причитания.

— Что ты, милая, смеешься? — повернулась к ней бабушка. — Вам не понять, каково мне!

Но тут раздался громкий голос Тогайали, ругающего своего сына, и бабушка замолчала. Тогайали держал за руки Самрата — сгорбившегося, одетого в серый пиджачок, подаренный года два назад моей мамой. На ногах Самрата — стоптанные ботинки. Он с удивлением смотрел на первоклассников, с которыми предстояло вместе учиться.

— Тогайали, пройдем-ка сюда! — строго сказал отец. Не дожидаясь, пока подойдет Тогайали, он сам пошел ему навстречу. — Что же ты перед школой не справил ему обнову! Твой же сын!

— Кин, кин… — загундосил Тогайали. — Оставь меня в покое, Адильхан. Какое твое дело?

— Не стыдно перед людьми?

— Не стыдно? — Тогайали хрипло рассмеялся, затрясся огромным животом. — Ты ведь как-то хотел забрать его к себе. Забыл? Выходит, и ты любишь почесать языком? А?..

— Тьфу! — Отец в сердцах сплюнул. — Бессовестный ты человек, Тогайали. Не видел бы тебя своими глазами, не поверил бы, что на свете могут быть такие люди! — Он передохнул, чтобы успокоиться. — Хорошо, я куплю ему новый костюм. Сегодня же. Нельзя ему портить праздник.

Раздался звонок — долгий, громкий. Дети с шумом ринулись в школу. За ними вошли родители.

Учительница Раушан распахнула перед нами двери самого большого класса.

— Добро пожаловать, дорогие первоклассники!

Родители, сгрудившись за нами, дружно хлопали в ладоши. Мама тихонько подтолкнула меня к дверям.

«Ветка дуба по мере роста все дальше удаляется от ствола, выставляя листву к свету». Перед тем, как пойти в первый класс, я впервые услышал эти слова от отца. Потом, будучи уже в старших классах, не раз вспоминал их. Подобно этой листве, со временем, все больше взрослея, я выходил из-под влияния родительского авторитета. Стал складывать по тому или иному жизненному случаю свое мнение и оно не всегда совпадало с мнением моих родителей. У меня появились свои суждения и заботы. Время от времени в доме стали возникать споры. Иногда казалось, что они разгораются все сильней и ожесточенней. Конечно, это был спор людей, любящих друг друга, но потому и жаркий, долгий. Повзрослев, я вновь обретал своих родителей, искал в них друзей. Помню, в наших словесных баталиях отец часто принимал мою сторону, и мы с ним вдвоем отбивали «атаки» мамы и бабушки.

— Мама! — восклицал он, когда мы проигрывали в споре. — Не отпугнете ли вы Болатхана? Может, все же лучше, если он обретет свое лицо? — Отец радостно смеялся, глядя на наши разгоряченные физиономии.