Морские напевы

Домой я вернулся подавленный. Прямиком перелез через забор, тихонько пробрался в сарай, взял удочки и наживки и выбежал обратно на улицу. Бегу, закрывая рот и подбородок портфелем. Вытираю ладонью под носом: кровь уже. перестала течь, но рубашка испачкана, и, не смыв эти кровавые пятна, я не хочу появляться дома. На этот раз я опять сам виноват. Никак не могу подружиться с Самратом. Именно с ним я высокомерен. Наверное, он неприятен мне как сын самого жадного и низкого в моем понимании человека — Тогайали. К тому же я не мог освободиться от мысли, что именно Тогайали виновен в смерти Жании. Так уверяла бабушка, и хотя я знал, что она суеверна, отношение свое изменить не мог. Однако и Самрат поступал не лучше. Его, например, уязвляло то, что я ходил опрятно одетым. Он отпускал ехидные шуточки, хотя сам носил рубашку и брюки, подаренные ему в прошлом году моим отцом. Из брюк он уже вырос, на рубашке заплата сидела на заплате, — вид Самрата был неприглядный. Хорошо еще, бабушка зазывала его к нам и время от времени стирала и штопала ему одежду. Тем не менее, мы относились друг к другу враждебно.

И вот сегодня наступила развязка. После уроков я пулей вылетел в коридор, поднял вверх руку с растопыренными пальцами, показывая всем, что получил очередную пятерку.

Самрат вдруг подошел ко мне и, размахнувшись, ударил в лицо.

— Хвастун!

Из разбитого носа хлынула кровь. Я бросился за Самратом, улепетывавшим со всех ног в сторону своего дома. Но далеко ему уйти не удалось. Я догнал его, двинул на бегу плечом, и Самрат распластался в глине, приготовленной для выделки саманных кирпичей. Получилось так, что недалеко оказалась Айжан — наша одноклассница. Она бросилась поднимать Самрата. Громко пристыдила меня:

— Как тебе не стыдно, Болатхан! Разве так можно?

Я не стал дослушивать ее. Зажимая нос, из которого хлестала кровь, бросился прочь.

Теперь я бежал из поселка, стараясь не попадаться на глаза знакомым. Бежал к морю. Меня с детства учили: «Сам не обижай людей, но обидчику не давай спуску!» Жаловаться считалось зазорным. Поэтому я и бежал к морю, чтобы помыть лицо и постирать рубашку. За рыбалкой я приду в себя, обрету спокойствие. Мне не хотелось давать каких-либо объяснений дома.

Над морем висел редкий белесый туман. Медленно катили волны, вспыхивая и поблескивая в лучах предзакатного солнца. Казалось, они осыпаны блестящими осколками цветного стекла. Было то самое время, когда из воды выскакивают мелкие рыбешки, словно состязаясь, кто выше прыгнет. Я оттолкнул лодку от берега, забрался в нее и первым делом умылся. Потом постирал рубашку, разостлал ее сушить на корме. Наживил червячка, закинул удочку в воду и негромко забормотал заклинание:

Селедка, окунь и сазан,
Нужны все вы очень нам.
Не прячься, глупый жирный сом,
Тебя мы все равно найдем…

Клюнуло вскоре. Я быстро подсек. В лодку, трепыхаясь, упал серебристый лещ величиной с ладонь. Опять закинул удочку, и не успел поплавок успокоиться, как уже снова запрыгал в воде. На этот раз попался судак. Прошло не так много времени, а в лодке лежала целая горка рыбы. Но после того, как мимо прошло большое грузовое судно, клев прекратился. Рыба ушла. Поплавок лежал в воде неподвижно. Я заскучал. Потом порылся в портфеле, в руку попался сборник «Казахские сказки». Книга была хорошо иллюстрирована. Я полистал ее и увлекся чтением. Передо мной бесконечной чередой поплыли неприступные замки и хрустальные дворцы, ожили жестокие завоеватели-ханы, султаны и беки, праздные толстяки-мырзы, вершители людских судеб — бии, прелестные пэри — дивные неземные красавицы. Я вошел в этот мир фантазии и волшебства молодым и могучим батыром, неустанно борющимся со всяким злом и насилием. Я видел толпы сирот и нищих у ворот сверкающих дворцов. Почерневших от нужды женщин и ссутулившихся раньше времени мужчин. Стариков, беспомощно сидящих на пороге ветхих лачуг. Мне чудилось, что они ждут меня, своего единственного спасителя. Никто, кроме Болатхана, не сможет им помочь. Мое сердце проникается чувством жалости и сострадания к несчастным и обездоленным людям. Мне даже почудилось, что среди бедно одетых детей промелькнуло веснушчатое заплаканное лицо Самрата. Я тут же простил ему все и решил вместе с остальными детьми, обиженными судьбой, взять под свою защиту. План был точный, но опасный и трудный. Решено уничтожить всю знать: султанов, беков, баев… Вынимаю из ножен булатный меч…

И вдруг весь мир, красиво и сказочно воздвигнутый моим воображением, рухнул. Откуда-то раздался ехидный смешок. Самрат?

— Хи-хи-хи!.. Смотрите на него! Хи-хи-хи!..