Морские напевы

Бекше важно поднял руку, взглянул на часы. Ему и в голову не пришло принять мой смех на свой счет.

— Так… — процедил он сквозь зубы, кося глазом на Айжан. — Два тридцать. Моряк любит точность. Начнем, братцы, совещание. Подыщите свободную комнату.

На совещании Бекше выступал долго и пространно, но горячо. План его одобрили. Было окончательно решено, что мы вчетвером уходим в море. После совещания все вместе прошли на пристань, чтобы хоть издали посмотреть на судно, на котором должны были завтра выйти в плавание.

Домой я вернулся поздно, когда наши уже поужинали. Чувствуя себя виноватым, я тихо вошел в переднюю. Из горницы доносилась негромкая песня. Домбра задушевно выводила мелодию. Я заглянул в полураскрытую дверь. Отец, положив под локоть подушку, сидел на диване, прислонившись к спинке и, изредка трогая пальцами струны, напевал песню поэта-батыра Махамбета. Я замер. В густом голосе его слышались и грусть, и сила. Вот он на минуту умолк, потом снова затянул песню, аккомпанируя себе на басовой струне:

Уа-а, севера красный изен,
Семена мелки, но сам густолист.
На бегу лакомится аруана…
Уа-а, джигиту выпала жизнь.
Друзей на этой он ищет земле,
Но однажды лишь нам доверять дано…

Услышав эти слова, я напрягся. Казалось, отец обращается ко мне. «Неужели ему известен каждый мой шаг?» — невольно подумал я. О том, как я проник на территорию ремонтной базы, а потом спрыгнул с судна в воду, он узнал от сторожа. Это было при мне. Но откуда он мог узнать о моей стычке с Самратом? Наверное, знает, если поет такую песню. Получалось, что я не выдержал испытания, не оправдал надежд отца, которые он возлагал на меня. Что будет, когда он узнает о принятом сегодня плане? Может быть, честно рассказать обо всем и получить его согласие на плавание? Нет, отец не одобрит нашего решения. Я был в этом уверен. «А может, — подумал я снова, слушая песню, звучащую, как укор, — может, попросить у него прощения? Признаться, что принял предложение Бекше, не известив сперва отца. Характер папы известен. Как бы он ни был сердит, но если чистосердечно признаться и извиниться, он всегда простит».

Не придя ни к какому решению, я вошел в горницу. Дверь скрипнула. Отец вскинул голову и, увидев меня, прислонил домбру к стене, поднялся с дивана. Широко улыбаясь, быстро пошел навстречу. Лицо его было ясным и безмятежным. Чувствовалось, что он сегодня особенно доброжелательно настроен по отношению ко мне. Как будто за эти несколько часов, которые я отсутствовал, он соскучился, будто бы мы не виделись несколько долгих лет. Отец крепко обнял меня и несколько секунд не отпускал от себя. Как в далеком детстве, шумно вдохнул запах моих волос, потом уткнулся носом в шею. Я забыл все свои переживания. Давно уже считая себя взрослым, я стыдился этой нежной ласки отца. А он, словно бы дразня, стал щекотать меня своими усами.

— Папа, перестаньте, я ведь не ребенок! — попытался освободиться я.

— Конечно, ты теперь джигит. Азамат наш! Но для меня ты все еще малыш. Поздравляю тебя!

— Спасибо, папа. Перевели, значит?

Я знал, что перешел в десятый класс, тут не было никаких сомнений. Это была просто уловка, чтобы начать разговор, который, я предчувствовал еще днем, должен был быть серьезным.

Отец, довольный моими успехами, рассмеялся.

— А как же? Получил похвальную грамоту и еще спрашиваешь. Учишься ты так, как и положено сыну капитана. Верно я говорю? Спасибо тебе за это.

— Болатхан-ага, поздравляю… — Ко мне шла маленькая Орынжан. Белые воздушные бантики на голове колыхались, словно крылья бабочки. Она взобралась на стул и дотянулась до моей шеи. Так она делала всегда, когда я возвращался из школы. Тем временем подоспели бабушка, мама, братишки. Все наперебой поздравляли меня с благополучным окончанием учебного года.

— Вот так, азамат. — Отец удовлетворенно кивнул мне. — Ты, действительно, теперь не маленький. Пришло время, когда ты должен подумать о многом. Ты не забыл, кем был в твои годы Гайдар?

Помню, после окончания седьмого класса папа говорил, что это равносильно тому, как если бы я окончил семинарию. А один из основоположников казахской советской литературы Сакен Сейфуллин, окончив семинарию, оказывается, уже доблестно воевал с атаманом Анненковым, терпел нечеловеческие пытки. Теперь папа ставил в пример Аркадия Гайдара. Он хотел видеть во мне задатки большого человека, как он сам говорил, настоящего азамата, способного на великие дела.

— Знаю, папа, — ответил я. — Он командовал кавалерийским полком. Однако…