Морские напевы

— Лети, мой друг, подобно моим голубям. Помаши крылышками. — Я понял, что письмо он написал в том же духе, и не удержался от улыбки. — Но чтоб любой ценой привел ее сюда, — продолжал Бекше. — Понял? Повтори!

Он хватил через край, но тем не менее я повторил его пожелание. Мне было интересно, чем все это завершится, да и надо было уж терпеть его выходки до отплытия в открытое море, а там еще посмотрим.

— Молодец! — Он улыбнулся. И тут же посерьезнел. — А теперь — лети. И ни сло-ва ни-ко-му. Чтоб ни одна душа не узнала.

Я сошел на берег, пробежал два квартала. Айжан жила рядом с пристанью. Уже светало. Я тихо прошел во двор, толкнул дверь. Айжан заплетала косы. Увидев мое отражение в зеркале, смущенно повернулась. Я молча протянул письмо, от которого она должна была растаять, как снег. Айжан пожала плечами, откинула назад волосы. Ее белое лицо сперва порозовело, а щеки залил румянец. Мне показалось, что лицо это выражает нечто совсем другое, чем предполагал мой друг. Айжан прочла письмо, и тонкие черные брови затрепетали. Она в упор посмотрела на меня:

— Вы вместе писали?

— Нет.

— Но ты читал это письмо?

Я покачал головой.

— Обманываешь! — Она скомкала письмо и бросила в корзину. Улыбнулась. — Передай своему другу, что бахвальство и поэзия разные вещи. Пусть ловит свою кильку, тут он, может быть, и преуспеет. Я не еду с вами. Если Бекше станет плохо от этих слов, пусть приложит к сердцу лед. Передай мои слова точно. Не вздумай утаивать.

Бекше в последнее время только и говорил об Айжан. Видимо, в своем послании он сбился на дела сердечные. Ответ Айжан был недвусмыслен.

Я шел по двору, подхваченный крыльями радости. Бекше был моим другом, но я тоже, оказалось, любил Айжан. Необъяснимые и светлые чувства переполняли грудь. Ревность исчезла. Перед глазами стояла Айжан, заплетающая косы, улыбающаяся, красивая…

— Болатхан! — раздался вдруг ее нежный голос.

Я обернулся. Айжан бежала за мной. Я рванулся навстречу.

— Ты не обиделся за своего друга? — Она рассмеялась и протянула мне мою фуражку. — Ты забыл…

— Спасибо, Айжан. — Я тоже рассмеялся. — До свидания.

— Счастливого плавания. Не забудь привезти мне подарок. Гостинец от старого Нептуна.

— Привезу. — Я задержал теплую мягкую ладонь Айжан в своей руке. — Обязательно привезу…

Бекше, нервничая, ходил по палубе. Я взбежал по трапу, и он нетерпеливо схватил меня за плечо.

— Почему один? Где Айжан?

— Отказалась идти.

— Почему? Ты отдал ей письмо? Она прочла?

— Попросила передать, что там поэзией и не пахнет.

— Вот как? — Его светлые глаза сузились. Но тут раздались голоса, и Бекше подтолкнул меня. — Полундра! Прячься скорее!

Я юркнул между ящиками, Бекше набросил на меня брезент, а сам ушел в рубку. Он был зол, что я не привел на сейнер Айжан. «Бедняга, — подумал я. — Если бы ты сам слышал ее слова по поводу твоего письма, ты бы… — Я не нашел слов, способных выразить состояние Бекше, если б он в это утро сам оказался перед Айжан. — Неблагодарный!..»

Через несколько минут на судне застучал мотор. Раздались слова команды — я узнал властный голос дяди Какая. Судно задрожало от рокота двигателей. Наконец «Нептун» тронулся с места. Дал задний ход, затем развернулся в сторону открытого моря. Началась качка. Я улегся поудобнее. Должно быть, прошло больше часа, когда я осторожно выглянул из-под брезента.

Сквозь редкие облака мерцали последние звезды. На палубу, переливаясь всеми цветами радуги в свете прожектора, падали брызги волн. Над поселком, оставшимся позади, стояло оранжево-серое зарево. Мне неожиданно стало грустно. Подумалось, что, может быть, в этот час Айжан и Самрат стоят на берегу и смотрят на суда, уходящие в море. А что сейчас творится на душе у отца? Возможно, он бегает, ищет меня, обзванивает знакомых. Мне казалось, я слышу его тревожный голос. Наверное, и мама с бабушкой всполошились. А я здесь, хоронюсь на корабле среди ящиков, словно вор. Я укорял себя и тут же сам перед собой оправдывался.

2

Очнулся я от каскада холодных брызг. Ветер усилился, волны катили крупные, белопенные. Судно то плавно взбиралось на них, то стремительно скатывалось. Нос его с грохотом врезался в волну, и на палубу дождем падала вода, разбивалась о постройки, сбегала за борт. В рубке за штурвалом стояла одинокая фигура в брезентовом непромокаемом плаще с капюшоном. Мне показалось, что это Бекше. Он не должен был бросать меня одного. На палубе никого не было. Экипаж, видимо, отдыхал.

— Бекше! — позвал я, приподнявшись. — Всё в порядке?

Но за штурвалом, оказалось, стоял дядя Канай. Он вгляделся в меня и поманил пальцем. Делать нечего, я направился к нему, тяжело ступая огромными отцовскими сапогами.

— Откуда ты взялся, мокрый воробей? — удивленно пробасил он.

— Извините, дядя Канай. Я решил летние каникулы провести в море.

— Ты решил, значит? Очень приятно. Увлекся морем? — Он рассмеялся. Потом посмотрел на меня испытующим взглядом. — Отец разрешил? Почему он не предупредил меня?