— Чего орешь? — огрызнулся Тогайали, проглотив наконец кусок мяса, который жевал. — Постоял бы сам на холоду.
— Прекратите! — приказал капитан. — Сартай, иди в машинное отделение. — Когда Сартай вышел, капитан смерил Тогайали уничтожающим взглядом. — Упросил взять на судно, так исполнял бы порученное дело как следует! Завтра же и тебя и этого сопляка оставлю в бухте Ерали. Мне не нужны разгильдяи! — Он стал искать в карманах свою трубку.
Рахмет-бабай вмешался после секундной паузы.
— Успокойтесь, капитан, — заговорил он, поглаживая реденькую полуседую бородку. — Слава богу, пронесло. Все обошлось хорошо. Думаю, этот урок им обоим пойдет на пользу.
Я вышел на палубу, подавленный случившимся. Прислонился к мачте, ноги уже не держали меня, слабость разлилась по всему телу. Только сейчас дошло до сознания, что могла быть авария по моей вине.
— Ну, доигрался? — раздался ехидный голос Бекше.
— Оставь его в покое! — прикрикнул на него Рахмет-бабаи. Оставшийся в рубке один, он стоял за штурвалом. — Иди, Болатхан, спать. Ложись на мою койку.
Я молча кивнул старику, спустился в кубрик, дошел до койки Рахмет-бабая и, не раздеваясь, повалился на нее. Под самым потолком в металлической защитной сетке светилась лампочка. Я почувствовал себя одиноким и слабым. На сердце было тоскливо. Опять подвел людей, которые отнеслись ко мне с доверием. Сперва обманул отца, потом дядю Каная. Сколько можно жить так, обманывая людей? Я жестоко ругал себя. Ведь они мне больше никогда не поверят. Дядя Канай теперь оставит меня в бухте Ерали. Отец отправит домой.
Приветливо встретила нас бухта Брали. Утреннее солнце поднялось на длину аркана. Склоны высоких гор светились красным светом, словно на камни набросили нарядный бархатный чапан. Стоял полный штиль. И воздух над бухтой, и сама вода были прозрачными. Прибрежные дикие утесы, окаймляющие бухту, нависли над водой и замерли, будто засмотрелись на свое отражение. Высокие горы защищали ее от ветров, а узкий проход в море гасил волны уже на дальних подступах. Как говорили моряки, даже сам царь Нептун не мог хозяйничать в бухте Брали. Кораблям здесь было уютно и безопасно даже в самые сильные штормы.
Но проход в залив был опасным и трудным. В узкой горловине, соединяющей море с бухтой, всего в полуметре от поверхности воды притаились коварные подводные камни. Послушаешь старожилов края о том, сколько больших и малых судов, барж и лодок здесь потонуло, волосы на голове дыбом встают. В ветреные дни сюда, в бухту Брали, отваживаются проводить суда только самые опытные капитаны.
В первые годы Советской власти попал в руки банды бесстрашный коммунист Брали. Враги жестоко пытали героя, потом привязали на шею камень и сбросили его с утеса в воду. С тех пор назвали именем героически погибшего коммуниста эту бухту.
Здесь однажды затонули девять из десяти судов, шедших из Туркмении. На судах плыли красноармейцы. Разбушевался Каспий, и лишь один капитан справился с коварным проходом в бухту.
Акын Есенали, которому довелось быть свидетелем этой страшной трагедии, сложил в память о погибших песню «Девять судов». Эту песню под аккомпанемент домбры пел сейчас капитан сейнера «Баутинец». Айса, так звали капитана «Баутинца», прибыл на наше судно сразу, как только мы вошли в бухту. Айса и Канай были старыми друзьями и часто гостили друг у друга.
Каждый куплет начинался с тоскливо-протяжного «Уа-а-у». А пел Айса хорошо, пожалуй, лучше, чем мой отец.
Мы молча слушали. Рахмет-бабай вздыхал, медленно поглаживая бородку. Мне думалось, что море на то и море, чтобы показывать время от времени свой буйный норов и могучую силу. И многие из сидящих здесь, на палубе «Нептуна», не раз испытали на себе яростные буйные волны седого Каспия. Не однажды их жизнь висела на волоске.
— Да, — вздохнул Рахмет-бабай. — Сколько жизней проглотил наш Каспий. Пусть земля будет им пухом.
— Дедушка, куда смотрели шкиперы? — с недоумением спросил я. — Разбить девять судов. Что делали капитаны в то время? Ведь знали о подводных камнях!
— Не забывайте мудрую заповедь: «Береженого бог бережет», — ответил Рахмет-бабай. — Нарочно устроена ловушка в проходе, чтобы никто не забывал о коварстве Каспия. Значит, люди были беспечны.
Айса усмехнулся. Ответ старика не удовлетворил меня. Но занимало сейчас другое. Море, которое беззаветно любит отец, поглотило так много жизней, принесло людям столько горя, что не измерить его никакой мерой.
— Дедушка, зачем нам такое ненасытное и жестокое море? — спросил я старика. — Его надо осушить.