— Сгинь с моих глаз, негодник! — Рахмет-бабай всплеснул худыми жилистыми руками. — Каспий — наш кормилец. Море — наше благополучие и гордость. Правда, конечно, его жестокость иногда безмерна…
Молча дымил трубкой Канай. Ни слова не проронил в беседе суровый, многоопытный капитан, сотни раз встречавшийся со смертью с глазу на глаз. По выражению его лица я понял, что он почти не слушает старика.
— Дедушка, — снова обратился я к Рахмет-бабаю, — а вы видели Ерали?
— Видел, сынок. — Старик невольно посмотрел на высокий красный утес, вздымавшийся над бухтой. — Ерали был джигитом богатырского сложения, но по натуре человеком добрым, честным.
— Как же его тогда осилили, если он был таким сильным?
— Навалились, когда он спал. — Старик вздохнул. — Мы подняли его тело из воды. Похоронили в садике Тараса. Сходи как-нибудь на его могилу. Камень мы поставили на ней. Красный камень.
Айса тихо играл на домбре. Неожиданно сдавило горло, словно бы кто-то сомкнул на нем руки. На глаза навернулись слезы. Я встал, спустился в кубрик. Но оставаться там одному тоже было тяжело, и, взяв книгу Виктора Гюго «Труженики моря», я вновь поднялся на палубу. Эту книгу отец подарил мне в тот самый день, когда я окончил девятый класс, на титульном листе сделал надпись: «Желаю стать ученым, который в будущем сможет сделать более легкой тяжелую долю тружеников моря». Я прочел несколько первых глав, и книга мне показалась слишком усложненной, а взаимоотношения героев излишне драматизированными. Но после песни Айсы и рассказа Рахмет-бабая о бесстрашном Ерали, я изменил свое мнение о книге.
Я сел на связку канатов и стал оглядывать бухту и прибрежные скалы, ища в них сходство с теми пейзажами, которые были изображены в книге Гюго. «Вон на той, самой высокой вершине горы, — думал я, — следовало бы установить величественный памятник Ерали. А еще лучше — построить маяк, напоминающий собой фигуру человека, в правой руке которого светил бы мощный прожектор. Пусть этот маяк по ночам показывает кораблям верный курс, чтобы они не налетали на камни и не стало на море бедствий. Ведь Ерали стремился к тому, чтобы уменьшить человеческие страдания, сделать жизнь людей светлей и радостней. А что, если этот памятник построю я? Отец, наверное, одобрил бы мое решение. Значит, надо стать скульптором».
В бухте кипела жизнь. Сновали взад-вперед самоходные баржи, доставляя на суда топливо, оборудование, продовольствие, воду. Тарахтели буксиры, бороздили поверхность тихого залива моторные лодки и шлюпки. Выстроились ряды грузовых судов. Темнели рыбацкие сейнера. В стороне громоздились тяжеловесные рефрижераторы и танкеры. В порту было многолюдно. Звенели портальные краны и плавно скользили по рельсам, доставляя груз из складских помещений. Ползали автокары. Говор, смех, крики полнили воздух.
Я посидел немного и направился в будку радиста. Бекше что-то писал за маленьким столом. Он искоса взглянул на меня. С тех пор, как я доставил ему ответ Айжан, Бекше не разговаривает со мной. Опершись о косяк, я раскрыл книгу. Не в ноги же ему кланяться, чтобы он наконец заговорил.
— Эй, желторотик, что это?
Я усмехнулся: все-таки не выдержал, сам заговорил первым. Закрыв книгу, показал ему обложку.
— Да не про книгу. Что я, слепой, чтобы не увидеть книгу, торчащую перед моими глазами. Почему ты перевязал кисть?
— Ранка.
— Ха-ха-ха!.. — Он злорадно рассмеялся. — Думаешь, я не догадался, что с рукой? Постоял за штурвалом каких-то десять минут — и содрал кожу с ладоней! Эх, слабоват ты, Болатхан, маменькин сынок. Вряд ли из тебя выйдет моряк. Не мог справиться даже с моим поручением.
— Жизнь еще покажет, кто на что способен.
— А что за книга?
— «Труженики моря».
— До сих пор не читал «Тружеников моря»? Тоже мне, сын капитана!
— Подарок отца.
— А-а… Ну, ладно, не сердись. Иди, послушай, что творится в эфире. — Бекше протянул мне наушники рации. — Можно часами слушать. Интересно.
Эфир был переполнен разными звуками, голосами, музыкой. Кто-то ругался, кто-то требовал сводку, гремела песня. С устройством и работой рации я давно знаком. Меня влечет к себе телеграфный аппарат. Просто ничего с собой не могу поделать. Я потянулся к рычажку, однако, не успел дотронуться, как он заработал. Потянулась узкая бумажная лента. Я позвал Бекше. Он вбежал, но тут же успокоился, видя, что все в порядке. Потом наклонился над ленточкой, прочитал и рассмеялся.
— Что там? Что тебя рассмешило?
— Да так, — уклончиво ответил Бекше.
Он отстучал о приеме сообщения, затем занялся расшифровкой. Я попытался было заглянуть в записи, но Бекше оттолкнул меня. Через минуту он вложил листок в конверт, протянул мне.
— Вручи капитану.
— Слушай, скажи, что за сообщение?
— Много будешь знать, быстро состаришься, — отшутился Бекше. — Не имею права разглашать сообщения, предназначенные для капитана, ясно? Ступай, не задерживайся.
— Я вскрою конверт.
— Полундра! — Он вскочил со стула. — Это преступление. Не советую. Ну иди, не задерживайся. Мне сейчас надо принимать сводку о погоде.