Морские напевы

Дорог мне кубрик матросский,
Скромное наше жилье…

Я глубоко вздохнул. Бекше с удивлением посмотрел на меня.

— Что с тобой, птенчик? По маме соскучился?

— Нет, дружок, — ответил я ему в унисои. — Навевает уныние твой скрипучий и визгливый голос. Особенно, когда берешь высокую ноту.

Бекше обидчив. Поджал тонкие губы, длинный нос уныло повис. Замолчал, окинув меня презрительным взглядом, и скрылся в рубке. Я усмехнулся: пусть помучается, попереживает. Может, перестанет обращаться со мной свысока. Я ощущал босыми ногами тепло палубы. Незаметно запел:

Море в далекие годы
Пело мне песню, как мать,
Море меня научило
Грозные бури встречать…

Песня мне нравилась. Ее, наверное, написал потомственный моряк, во всяком случае, человек, которому близко и понятно море. «А почему наши казахские поэты и композиторы не сложат хорошей задушевной песни о море, о моряках? — подумал я. — Есть немало песен, прославляющих Сарыарку, Кокшетау, Баянаул, Алатау. А про Каспий вот нет песни. Значит, никто не постиг его красоты, не понял его, не принял близко к сердцу его судьбу…» Мне стало обидно за мое море.

Мимо прошел дядя Канай, искоса взглянул на мои босые ноги. И мысли мои сразу повернули в другую сторону. Я подумал о том, что буду делать с заработанными на сейнере деньгами. Их будет немало, если поверить Сартаю. Отдам родителям, — решаю я. — Приеду домой, выну из кармана тугую пачку денег и отдам маме. «Мама, — скажу я, — эти деньги заработаны честным трудом. Возьмите». Потом выну из другого кармана новую пачку, подам отцу. «Папа, — скажу я. — Купите себе новые сапоги. И простите, пожалуйста, что самовольно ушел в море. Я верил в свои силы. Разве вы не говорили, что ветка дуба с годами отдаляется от ствола. Но у них общий корень. Я люблю вас». Отец поцелует меня. «Молодец! — скажет он. — Я прощаю тебя, сын. Канай тобой доволен, значит, мне нечего сердиться на тебя. Вы только посмотрите на него! Мать! Бабушка! Вы заметили? Как вырос наш Болатхан, раздался в плечах. Азаматом стал!»

А что я подарю Айжан? Она ведь просила привезти ей подарок? Может быть, косынку из красного шелка? Косынка должна ей понравиться, красный цвет идет Айжан. И еще маленькую фарфоровую чашечку…"

Мне казалось, море лукаво подмигивает мне.

Между тем мы вплотную подошли к рефрижератору. Сейнера облепили борта гигантского завода, словно мухи. В воздухе гремели слова команды, шутки рыбаков, музыка. Многочисленные краны переносили ящики с серебристой килькой в трюмы рефрижератора. Работали все. Сейнера спешили разгрузиться и как можно скорее уйти опять в море. Мы с Бекше старались вовсю. Прикрепляли захваты крана к ящикам. Вдруг что-то потащило меня вверх за штанину. Я поднялся вслед за ящиком, штанина, зацепившаяся за его острый край, порвалась, и я шлепнулся на палубу.

Вокруг раздался дружный смех. Я вскочил на ноги. Сартай, хохоча, похлопал меня по спине. Я с убитым видом взглянул на свою ногу, торчащую из рваных штанин.

Рядом послышался щелчок, потом еще. Светловолосый с клинообразной бородкой мужчина лет тридцати, улыбаясь, фотографировал меня. Он встретился с моим взглядом и поманил к себе пальцем.

— Мальчик, подойди сюда. — На коленях у него лежал альбом.

— А зачем? — сердито отозвался Бекше своим визгливым голосом.

— Видите ли, я — художник, — вежливо улыбаясь, пояснил бородатый незнакомец. — Я рисую рыбаков. Мне нужны типажи. А этот мальчик мне понравился. У него необычное лицо, да и характер виден.

— Понятно! — Голос Бекше взлетел фальцетом. Вы выбрали самый интересный типаж, так надо полагать? Именно его — босоногого и в рваных брюках?

— Дорогой мой, меня интересует он сам, а не его брюки. Во время работы все бывает, поймите меня правильно, — Он, волнуясь, поднялся.

— Бросьте! — безаппеляционным тоном заявил Бекше. — Потом вы станете везде показывать: вот, мол, какой оборванец работает на "Нептуне"?

— Ну, это уж слишком, — запротестовал художник.

— Уходите! — потребовал Бекше, с решительным видом направляясь к нему. — Знаю я таких любителей необычного. Марш отсюда!..

Художник испуганно попятился.

С борта рефрижератора донесся требовательный голос дяди Каная:

— Эй, на судне! Что за задержка? Поторапливайтесь!

— Сейчас!

Ящики поплыли на рефрижератор. Через два часа рыба была сдана. Я забился в кубрик и принялся латать порванную штанину. Раздались быстрые шаги, и не успел я оглянуться, как передо мной повисла пара новых резиновых сапог. За моей спиной, улыбаясь, стоял дядя Канай.

— Обувайся и ступай на рефрижератор. — Дядя Канай протянул мне пачку денег. — Вот твой заработок.

— Спасибо, дядя Канай. Но деньги… Зачем они мне?

— На рефрижераторе магазин. Пойди, купи себе все необходимое.