Морские напевы

Слева над фортом высились высокие суровые горы. Скалы напоминали то могучих орлов, распластавших свои крылья, то неукротимых львов со вздыбившейся гривой. Я подошел к ближней скале и стал подниматься наверх по ступеням, вырубленным на крутом склоне. Каменные ступени были сглажены, — не одна тысяча людей прошла здесь. На ближнем широком выступе к стене прикреплена мемориальная доска. На сырой гладкой поверхности стала издали видна надпись: "Сторожевая батарея, на которой служил Тарас Шевченко". Я снимаю кепку и склоняю голову перед памятью о великом поэте. Наверное, с этой скалы великий кобзарь не однажды с тоской смотрел на запад, туда, где лежала его родная Украина. Вспоминая свое детство и юность, годы борьбы с царским произволом, думал о судьбах народов, изнемогающих в оковах рабства. Должно быть, глаза поэта полнились слезами, а может, горели непримиримым огнем, и он слагал свои бессмертные стихи, звавшие людей на борьбу… На месте, где стояла батарея, на камне были выбиты фамилии и имена сослуживцев Тараса. И здесь когда-то стояли мы с отцом вдвоем, долго смотрели на море и беседовали. Потом шли на перевал.

— Ответный поход на Хиву — английскую базу в Азии, начался в 1834 году, — рассказывал отец. — Передовые отряды двинулись вот с этого перевала.

Я с вершины горы смотрю окрест. Невдалеке от берега видна невысокая сопка с ровной, как стол, поверхностью. Это — "Мясная сопка". В давние времена, когда море доходило до самых гор, к этой сопке приставали суда, доставлявшие рыбакам мясо. Сопка была своего рода мясным базаром. Теперь море ушло далеко за сопку, на берегу раскинулся рыбацкий поселок, который упирается в Баутинскую рыболовецкую базу. До революции казахи называли ее "Кара шекпен", что означало "Черный чекмень". И за этим, на первый взгляд, диковинным названием кроется долгая и тяжелая история жизни жителей полуострова. Помнится, отец начал рассказ о "Кара шекпен" на манер сказочника.

— В тридесятом царстве, в тридевятом государстве, но по правде говоря, вот здесь, внизу, где теперь раскинулся поселок Баутино, однажды появились беглые люди, бородачи, одетые в кафтаны, которые казахи называли по-своему — шекпен. Сложили несколько шалашей из камыша и стали ловить рыбу. А рыбы полно, всем хватит. Хочешь соли про запас — соль под рукой. Хочешь — продавай на стороне. Оно ведь такое, на одной рыбе не проживешь. Исхудалые, изможденные были пришельцы, а через некоторое время их стало не узнать. Приободрились. Жили они дружно, чувствовалось между ними то особенное согласие, какое бывает между людьми, пережившими вместе общую беду. Но потом среди них появились свои богатеи. Особенно возвысился старый Захар. Маленького роста, рыжебородый, он, говорят, был очень приветлив, никогда не кричал на людей и никогда ни в чем не отказывал, ни в какой просьбе. Но любил Захар счет и был во всем, что касается дела, аккуратен… Стал он беднякам предлагать то одно, то другое в долг, те с благодарной улыбкой берут. А платить просил рыбой. Он сам же доставал снасти и лодки тем, у кого их не было. Опять предлагал. Долг, значит, рос. Крепко опутал Захар бедняков сетями долгов. Прошло несколько лет, а на него денно и нощно уже трудилась целая артель в местечке "Аташ". Сейчас оба поселения, давно уже слившиеся в одно, носят имя героя гражданской войны Баутина. Но у каждого поселения своя интересная история".

На краю поселка зеленела большая роща, окруженная лугами. Там когда-то были бахчи. Роща служила местом отдыха богача Захара. На лужайках он любил устраивать веселые пикники. Теперь в роще находился пионерский лагерь. К западу от памятника Тарасу Шевченко стоит красивое здание с мансардой. Раньше в нем воспитывались офицерские дети. Потом хозяевами дома с мансардой стали пионеры. Одно время я часто ходил во Дворец пионеров, занимался в художественном кружке, учился рисовать.

Я взобрался на вторую скалу. Здесь на широком верхнем уступе в старые времена стояли офицерские казармы и церковь. Сейчас от нее остались лишь полуобвалившиеся стены. Я вспомнил, как отец рассмеялся, глядя на эти стены.

— Наивными тогда были многие люди, Болатхан, — объяснял он мне. — Искренне верили, что следует разрушить буквально все, что осталось от прошлого. Образования не хватало. Однажды, говорят, собрались бедняки со всей округи, привели сюда десятки верблюдов и волов и снесли церковь. И при этом, оказывается, пели "Интернационал". А могли бы в ней открыть клуб или музей. Не додумались…

В стороне от поселка темнел каменный карьер, откуда брали ракушечник для строительства домов. Знаменитый мангыстауский ракушечник везут во все края страны. Карьер напомнил чашу стадиона. По бокам — карнизы, — ракушечник брали слоями. Посередине карьера — ровная площадка размером с футбольное поле. Мне показалось, что стоит потратить немного труда, и в Баутино будет настоящий стадион.

6