Морские напевы

Айжан, видимо, почувствовала, что мы говорим о ней: несколько раз взглянула в нашу сторону. Я был уверен, что она смотрит на меня. Пришла провожать не только брата Айсу, но и меня. "Знал бы об этом Бекше!" — подумал я, млея от счастья.

Самолюбие Бекше было уязвлено.

— Ах вот как! — воскликнул он, гордо вскидывая голову. — Ты думаешь, моя любовь отвергнута? Нет! Но я не подойду к ней первым. Не подойду, пока она не пожелтеет от тоски по мне. Пойдешь на судно или нет? Что ты топчешься на месте, словно козленок на привязи?

— Сейчас, сейчас, — я остался на месте, то и дело оглядываясь на Айжан.

— Я пошел. — Бекше резко повернулся и, вскидывая длинные ноги, зашагал на судно.

Подойти к Айжан у меня не хватило смелости. Было неловко перед людьми. Айжан смотрела на меня, не сводя глаз. Свет утренней зари играл на ее нежном лице. Губы чуть заметно улыбались. А я стоял, терзаемый мучительными раздумьями. Рядом находились бабушка, мама, они переживали, волновались за меня, и оставить их одних в последние прощальные минуты тоже было нельзя.

Я вздрогнул, когда раздался гудок флагманского судна. Окинул взглядом корабли. На многих судах уже успели поднять паруса, и они красиво колыхались на свежем утреннем ветерке. Рокотали моторы, глухо стучали мощные двигатели. Наступила пора прощания. Бабушка и мама со слезами на глазах поцеловали меня в щеки:

— Счастливого плавания, сынок!

— Спасибо. — Я взбежал по трапу на судно. Чьи-то сильные руки подхватили меня. Это был дядя Канай.

— С первым выходом, батыр! — Капитан одной рукой обнял, прижал меня к груди. Коснулся губами моих волос. — А я уж беспокоился, думаю, как бы ты не остался на берегу. Ну, счастливого плавания, азамат!

Показалось, что обнимает отец. Он целовал меня точ-но так, как сейчас дядя Канай. И любил называть азаматом. У меня запершило в горле. Дядя Канай шершавой рукой погладил мои волосы, взглянул в глаза:

— Эй, батыр, ты что носом шмыгаешь? Не плакать ли собрался?

Я молча покачал головой.

— То-то. Джигиту не к лицу сентиментальность. — Он улыбнулся. — Лучше пожелай нам всем удачного промысла.

— Удачного промысла, дядя Канай!

— Спасибо, сынок. — Капитан снял руку с моего плеча и поднялся на мостик.

Берег бурлил. Воздух полнился словами прощания и пожеланий.

— Удачной охоты вам, друзья!

— Счастливого плавания!

Я услышал слова бабушки:

— До свидания, мой птенчик! Да хранит тебя судьба. Канай, присмотри за моим Болатханом!..

Она взмахнула рукой. Я знаю: бабушка бросила в море семь медных монет. Накануне она держала эти медяки над моей головой и, не обращая внимания на мои возражения, что-то бормотала про себя. Потом завязала монеты в уголок платка. Берег удалялся. Мать с тихой улыбкой смотрела в сторону судна. Прижавшись к ней, стояла Орынжан и вытирала глаза кулачком. Махала платком Айжан, и платок горел в лучах утренней зари. Многоголосый шум заглушила песня. Это Бекше поставил пластинку и подключил проигрыватель к усилителю.

Сам подбежал к корме и стал подпевать визгливым голосом:

Прощай, любимый город,
Уходим завтра в море…

Флагман дал несколько протяжных гудков и лёг на курс в открытое море. За ним, пристраиваясь в кильватер друг другу, двинулись все сорок пять судов экспедиции. На берегу мелькали разноцветные платки, словно крылья чаек. Рядом со мной раздался смех Бекше.

— Видишь Айжан? — Он толкнул меня острым локтем. — Не сводит с меня глаз. Жалеет теперь… Я еще помучаю ее. Пусть знает, что такое настоящая любовь!

Я усмехнулся. Айжан прощалась не с ним, а со мной. Иначе она не махала бы платочком, который подарил ей я. Где об этом знать Бекше?.. Я сорвал с головы кепку и помахал Айжан на прощанье. Она несколько раз подпрыгнула на месте, заулыбалась. Бекше покосился на меня подозрительным взглядом.

— Не джигит ты, Бекше. — Я не удержался от того, чтобы не уязвить его. — Купил проигрыватель, а подарить его Айжан не хватило духу.

— Эй, желторотик! Довольно! — Бекше метнулся в радиорубку, и тут же песня смолкла.

— Вот и хорошо, — пробормотал кто-то рядом. — А то уши заложило.

Берег постепенно исчез из виду. Мы вышли в открытое море, по которому катились пенистые волны. Попутный западный ветер набирал силу, надувал паруса. Суда шли в кильватерном строе, на одинаковом расстоянии друг от друга. Под парусами они напоминали белых лебедей, плывущих навстречу утренней заре. Красивое зрелище! Я невольно вспомнил слова Гюго, которые любил повторять отец: прекрасны лошадь в беге, женщина в танце, а корабль под парусами.

Лица моряков были торжественны и взволнованы. В унисон бились сердца у пятисот бойцов, их объединяли сейчас надежда и чувство локтя, которые нигде не проявляются так сильно и зримо, как на море. Так думал я, стоя у борта и глядя в сторону невидимого в утренней дымке берега.

2