Мы продолжали заниматься, но уже не было того приподнятого настроения, что владело нами раньше. В голове шевелились смутные подозрения. Я вспомнил: когда Айжан уходила, она задержалась в передней и долго разговаривала с бабушкой и мамой. Бабушка даже прикрыла двери, чтобы не слышно было их беседы. Однако я не выдержал. В доме находилась Айжан — естественно, меня потянуло к ней. Я вышел в переднюю, и женщины тут же замолчали. Неужели Бекше прав?
— А… барышня-доярка, здравствуйте! Как ваше здоровье? — Бекше, посмеиваясь, протянул Айжан руку. — Приятная и неожиданная встреча.
Айжан покраснела. Сперва кивнула мне, затем ответила, принимая шутку:
— Привет потомственным рыбакам! Желаю удачи, Болатхан. Вылови что-нибудь посолиднее.
— Спасибо. Постараюсь.
Экзамены длились до обеда. Я был не один. Вместе со мной пришли другие заочники: тюленебойцы, моряки, чабаны ближайших совхозов…
Я выбежал из класса и по давней школьной привычке вскинул вверх руку с растопыренными пальцами. Друзья, стоявшие в коридоре, обступили меня, стали поздравлять.
— Молодец! Вот так и закончишь десятилетку! — воскликнул Бекше.
— А на собрании утверждал, что от заочной учебы мало проку, — поддела его Айжан. — Быстро же ты меняешь свои мнения.
— И сейчас это утверждаю! — Бекше гордо откинул голову. — Дело в том, кто помогал ему. Помогал я, поэтому у него знания прочные. Не так ли, Болатхан?
— Да, благодаря тебе я одолел программу. Спасибо, Бекше. Я в долгу перед тобой.
— И тебе спасибо, что не заставил краснеть своего учителя. — Он снисходительно кивнул и весело рассмеялся…
— Болатхан! Болатхан! — Ко мне подбежали Танат-хан и Азизхан. — Тебе письмо.
Я взглянул на адрес и улыбнулся. Написал тот самый художник Петров, которого я встретил на рефрижераторе.
Письмо начиналось словами: "Милый Болатхан!" Иван Сергеевич писал, что мои морские этюды ему понравились, но что мне надо еще много-много работать. Передавал привет отцу. "Надеюсь, он не будет возражать, если ты поедешь на учебу в Москву".
Последние слова заставили меня вздохнуть. Бекше положил руку на мои плечи.
— Чудак, радоваться надо. — Он повернулся к Танатхану и Азизхану, обнял их за плечи, подтолкнул. — Бегите домой, просите у мамы суюнши! Скажите, у Болатхана за первую четверть одни пятерки. И потом он едет в Москву учиться. Бегите!..
Мальчики помчались наперегонки.
Мы пошли следом. По дороге договорились, что я зайду на минутку домой, сам сообщу маме и бабушке результаты экзаменов и снова выйду. Мы решили еще погулять, сходить к морю. Все трое тяжело переживали недавнюю ссору и были рады тому, что наконец помирились.
— Мама! По всем предметам получил пятерки! — сообщил я, вбегая в дом. — Я еще поброжу по улице. Тороплюсь!
— Поздравляю! Ну, а теперь какие планы?
— Я же сказал.
— Нет, я говорю не о сегодняшнем вечере.
— Пойду в море.
— Нет, в море ты не пойдешь, — решительно заявила мама. — Я не пущу тебя больше в море.
— Странно вы рассуждаете, мама. — Я был удивлен таким поворотом разговора…
С малых лет меня нянчила бабушка, и я почти не привязался к матери. Только после смерти отца во мне пробудилось к ней чувство. По природе своей мама была молчаливым, замкнутым человеком. В душе она, безусловно, горячо любила меня, но внешне не выказывала своих чувств. Жизнь ее сложилась трудно, потом умер мой отец. Все это, конечно, наложило отпечаток на ее характер. Она стала и вовсе молчаливой, осунулась, постарела.
По возвращении домой из плавания я узнал, что в Баутино распространился слух, будто бы тюленебойцы попали в ледовый плен и среди них есть жертвы. Оказывается, меня считали погибшим. Мать чуть не потеряла голову. Я понимал, ее словами и поступками движет страх, и следует убедить маму, что мой выбор верен и продуман.
— Я не хочу потерять и тебя, — сказала она. — Море погубило твоего отца, теперь оно хочет забрать и тебя.
— Что ты говоришь, Назымгуль? — бабушка испуганно схватилась за воротник. — Как твой язык поворачивается сказать такие страшные слова?
Только теперь я заметил, что у них обеих глаза красные. Видно, плакали.
Мои друзья, ожидавшие меня в передней, вышли на улицу. Картина и в самом деле была тягостной.
— Айжан, посиди, милая! — Мама накинула на плечи пальто и поспешила за ней.
Когда она вышла, я с недоумением посмотрел на бабушку.
— Что все это значит, бабушка? Что случилось?
— Птенчик мой. — Она вытерла глаза концом платка. — Боимся мы за тебя. Узнали, что ты не раз был на волоске от смерти. И если бы не Тогайали…
— Но и сам Тогайали тонул.
— Все это ужасно.
— Окунуться разок-другой — не значит тонуть. На земле человек споткнется и снова поднимается на ноги. А на море оступился — и за бортом. Это не значит, что ты на краю гибели. Куда же падать, как не в воду?
— И потом ты вел себя неприлично. Поднимал на смех людей, намного старше себя по возрасту. Рахмета, Тогайали…
— Так это же по-дружески! Рахмет-бабай сам все понял. Мы с ним подружились. Спросите его сами! Зачем верить разговорам?