Морские напевы

— Тоже верный вопрос. Очень верный. — В разговор вмешался наконец Рахмет-бабай. — Вы задели сложную проблему, но ее не решают в таком споре. Я тоже внимательно слушал вас. Теперь хочу спросить как человека, умудренного жизнью. А кто заменит нас, старых рыбаков? Я вот постарел, собираюсь уходить. А хочется мне передать свой штурвал настоящему моряку. Я, к примеру, и чтобы все знали об этом, полагаюсь на Болатхана. В нем живет морская душа, это я знаю точно.

Мое сердце запрыгало в груди.

Жолмамбет не сразу нашел, что ответить. А Рахмет-бабай, устремив в старика свои пуговки-глаза, продолжал:

— Вот так, аксакал. Крепкие руки, конечно, везде нужны. И в животноводстве, и в рыболовстве…

— Но при этом не надо приносить страдания близким, — попытался отпарировать Жолмамбет. И торжествующим взглядом оглядел маму, бабушку, моих братьев. — Море таит в себе тысячу опасностей. Вы хотите, чтобы этот мальчик довел до могилы свою мать? Случись с ним что, эти люди не переживут. Завтра же слягут. И никакой врач не спасет. Никакие слова, что у мальчика была морская душа. О родных-то тоже надо подумать…

Мать в ответ сокрушенно покачала головой.

— Не пущу я его. Море погубило Адильхана, погубит и его.

Бабушка всплеснула руками.

— Опять ты за свое. Где бы ни был наш птенчик, пусть будет жив-здоров. Бог поддержит его.

Я был благодарен бабушке. Мне казалось, что она изменила свой взгляд после разговора Жолмамбета об аменгерстве.

Дядя Канай молча курил трубку. Я знал, что последнее слово будет за ним. Понимал это и Жолмамбет и старался не упускать из своих рук инициативу.

Сестра! А почему вы упрекаете невестку? Болат-хан родной сын Назымгуль, и она вольна воспитывать его. Пусть решает сама. Как она скажет, так и должно быть.

Мама заплакала после этих слов.

— Не пущу я его в море. Сердце не выдержит. И не хочу разговоров, что сыну будто бы жалеючи дали деньги.

— Справедливо поступила, что вернула их, — поддакнул Жолмамбет. — Честь превыше всего.

Тут вступил в беседу дядя Канай. Я думал, он заговорит жестко, как обычно делал, когда сердился. Но голос его был спокойным.

— Аксакал, вы так далеко зашли, что обратный путь будет нелегок. — Дядя Канай мягко улыбнулся. Но всем была видна сила этой улыбки. — Теперь я обращаюсь к вам, мои дорогие. — Он взглянул на бабушку и маму. — Болатхан получил на руки то, что заработал честно. Он трудился наравне со взрослыми. Все разговоры исходили от Зангарина, которого должны были освободить от работы. Вот Зангарин и затеял это дело, чтобы показать себя радетелем справедливости. Да и сказались наши старые взаимоотношения — в работе мы не всегда понимали друг друга. Я возвращаю деньги Болатхану. Повторяю: они заработаны им честно. Что касается самого Болатхана, то он — мой подчиненный. Как член бригады экипажа "Нептун", Болатхан Кенжин не имеет права отлучаться из поселка. На днях мы выходим в море.

— Пай-пай! — Жолмамбет рассмеялся. — Уже и приказываешь. Не имеет права, выходим в море… Ну, что же, сестра, едем мы в совхоз? Как решаешь?

И тут опять вмешалась бабушка.

— Да куда же я от родного очага? Ты думаешь, это так легко — все бросить и переехать? Нет, останемся здесь, где жил и работал Адильхан. Божью овечку и волк обходит стороной.

— Ну, что ж, — повторил Жолмамбет. — Как хотите. Я выполнил свой долг. А сейчас ехать надо, — кивнул он сыну. — Поднимайся.

— Да как же вы ночью? Буран на дворе. — Бабушка всполошилась.

— Да что буран? Он же опасен здесь, в поселке. А в степи, — комнату заполнил сильный, грудной, уверенный смех Жолмамбета — в степи буран не победит меня!

На миг он показался мне повелителем степных просторов. Кружит буран, соединяя небо с землей, стоит в мире белая круговерть, в ней погибает все живое. Но в этой жестокой буйной стихии идет человек — громадный, живучий. Это — Жолмамбет. Он стоит стеной перед снежной бурей, охраняя своих овец. Он могуч, но в то же время и суров, как бывает сурова степная стихия.

— Да как же ты в такой буран? — опять запричитала бабушка. Но Жолмамбет уже взял из ее рук свой волчий тулуп, набросил на плечи, нахлобучил на голову лисий тымак. Теперь он выглядел великаном.

Когда гости уехали, я облегченно вздохнул. "Поезжайте, — подумал я. — Поезжайте. Конечно, вы правы по-своему, но… Мне по душе стихия моря. Там для меня все ясней: море и ты…"

Глава тринадцатая ЧУДО-РОМАНТИКА!

Выходи на дорогу, мои друг,

От тоски не найдя себе покоя.
Если радость настигнет тебя вдруг,
Считай, пройдено тобой полдороги.

Т. Айбергенов

1

"О море, будь благословенно ты…" — прошептали мои губы.

В груди не было к нему и капли того страха, который сжимал ослабевшее материнское сердце, мной двигали привязанность и любовь, которые составляли смысл всей жизни отца. Я преклонялся перед красотой моря и хотел бороздить его волны, не ведая страха, но познавая жизнь.