Морские приключения мышки Клариссы

Моряк побледнел и отошел от клетки. Чарльз Себастьян хотел зааплодировать, но увидел, как изменилось лицо Бенеллун. Она всхлипнула и уткнулась в одеяло. И просидела так очень долго. Не зная, как помочь, мышонок пропищал:

– Ну что ты…

Бенеллун убрала одеяло от лица, села на него, как на подушку, и стала растирать затекшие щиколотки.

– Ждем большого шторма? – вновь заговорила она, морщась оттого, что веревки натирали запястья. – Это будет интересно. И под «интересно» я имею в виду «ничего хорошего».

Чарльз Себастьян не знал, как себя вести. Он раньше никогда не попадал в шторм, вернее, пережидал его в теплой кладовке. А сейчас он чувствовал, что воздух становится реже, легче, а вот страх в нем, наоборот, густеет и приобретает вязкость.

– Когда я родился, – затараторил он, – мама думала, что я не выживу, потому что я был самым слабеньким последышем. А я выжил. И мы с Клариссой – она сейчас плывет на шлюпке вместе с Тео… – мы с Клариссой и мамой всегда прижимались друг к другу. Маленькая фасолинка, фасолинка побольше и самая большая фасолина. – Он замолчал, Бенеллун наблюдала, как он пищит. – Я самая маленькая фасолинка.

– Ты что, со мной разговариваешь? – спросила Бенеллун, наклоняясь. Она легла на живот и выставила вперед связанные руки. – Ты меня понимаешь?

Вдруг мышонок сообразил, что без кандалов девчонка может легко его достать, но почему-то не стал убегать.

– Ну просто фасолинка. Такая милая мышка!

Чарльз Себастьян смотрел во все глаза:

– Ты меня услышала? Услышала, как я сказал, что я фасолинка?

Пленница его не слышала. Как она могла его слышать? Совпадение. Но зато какое! Чарльз Себастьян удивился и, запрокинув голову, расхохотался. Бенеллун медленно, очень медленно придвинула к нему сложенные ковшиком ладони. А он шагнул вперед, вытянул шею и легонько ткнулся носом в кончики пальцев. Отступил. Девчонка улыбалась от радости. И ему тоже стало радостно. Пусть совсем немного, но все же. Вот бы Кларисса удивилась его смелости! Как же хотелось рассказать ей обо всем!

– Я прочитаю тебе свое стихотворение. Пока в нем всего две строчки.

Бенеллун закрыла глаза:

Я мига жду, чтоб ощутить
Потерь отсутствие.

Открыла один глаз и сказала:

– Вот оно. В нем пока всего две строчки, но оно очень глубокое, как ты считаешь?

Чарльз Себастьян пытался уяснить разницу между словами, которые услышал: «потеря» – острое и ранящее, как нож; «отсутствие» – долгое, как боль. Он ждал того же, что и Бенеллун.

На палубу упали первые капли дождя, забарабанили, разрушили волшебный момент. Поднялся ветер, вздыбил шерстку Чарльза Себастьяна, а он этого терпеть не мог. Внезапно, хотя ничего не предвещало, он тоже запечалился. Мгновения, только что пережитые с Бенеллун, все изменили: бурным потоком в его душу хлынула безудержная тоска по Клариссе. Потери – вот они, а до их отсутствия невообразимо далеко. У мышонка вырвался стон. Он спрятался в норку в стене и вцепился зубами в древесину. Пока она влажная, ее легче разгрызть, чтобы расширить свое убежище, тогда в нем можно будет оставаться сколь угодно долго. А может, и Кларисса сюда поместится, когда он ее найдет.

Некоторые матросы побежали прятаться от ливня, а те, которые управляли парусами, остались на местах. Они должны были выполнять указания мистера Томаса, чтобы судно в шторм удержалось на плаву. Бенеллун посмотрела на них, перевела взгляд на прутья клетки. Неужели она думала о побеге даже после того, как дала слово?

Девочка с сожалением покачала головой и отползла назад, пытаясь хоть немного спрятаться от дождя под крышей. Но вода хлестала косыми потоками, лупила по палубе. Одеяло скоро промокло насквозь.

– Мышонок! Надеюсь, тебе в норке сухо! – крикнула Бенеллун.

Чарльз Себастьян забился в глубину отверстия – теперь, когда он его расширил, сидеть, свернувшись калачиком, было не удобно. Он зажмурился и представлял, что он фасолинка и его защищают надежные стенки стручка. А еще лучше – что он укрылся в мягких и теплых ладошках Бенеллун.

Бушевал шторм, судно бросало из стороны в сторону, гремел гром, забытая пленница звала на помощь… Не в силах выносить этого, Чарльз Себастьян провалился в сон, но его мучили кошмары: вот он несется сквозь ураган и ничего не видит, потому что курица выклевала ему глаза.

К утру Бенеллун просто лежала, завернутая в насквозь мокрое одеяло, а дождь продолжал лить, на палубе стояла вода. Чарльз Себастьян тоже промок, окоченел от холода и не мог шевельнуться. Ему хотелось только одного – вновь оказаться в своей кладовке. Да что там, даже тот грязный угол под трапом, где он ненадолго нашел приют, сгодился бы. Но выйти сейчас на палубу означало одно: его немедленно смоет водой. Кажется, этот шторм не пережить: ни ему, ни Бенеллун, ни «Шарлотте».