Москаль

– Еще как, Игорь, еще как. Никакого изолятора – женская колония. Растворился.

– Надо было того парня прихватывать с собой, Александр Иванович.

– Это кто, Бурда бы прихватил?!

– Тут два объяснения, Александр Иванович. Или киевские чувствовали себя очень уверенно, даже позволили себе покуражиться. Решили задавить психологически – мол, не лезьте ребята, слишком высокий забор.

– Или?

– Или не было никакого обманщика. Все роли сыграл сам Валерий Игоревич. И с выпученными глазами прибежал, и про три тысячи наврал, и про человека, взявшего деньги наврал. И Сусаниным поработал – увел вашу бригаду из Киева под Полтаву.

Майор отвернул горлышко коньячной бутылки и сделал большой глоток.

– Да думал, думал я об этом. Действительно, на Бурде слишком много сходиться такого, что не проверишь. А это – само по себе подозрительно, почему обычный старший клерк оказался в самом центре событий.

– Ну, так…

– Да не похож! Совсем, слишком! Не верю я, что человек может так перевоплощаться. Он восемь лет в фирме, и все время в виде затюканного Бурды, и вдруг расцветает целым Штирлицем.

– Но в любом случае я теперь концентрируюсь на нем.

– Да, Игорь, на нем. Вне зависимости от того, чем закончится сегодняшняя гонка. Бурда или сам все придумал, или, что вероятнее, приведет нас к тому, кто все придумал. Харектрно, что Мирон к нему прилип. Он падальшик, чует, откуда тянет гниленьким. И про шефа его, про Кечина, не забывай, этот тот еще удав. А Кечин очень прочно связан с Катаняном.

Патолин удовлетворенно потер узкие сухие ладошки.

– Короче говоря – все на подозрении.

12

– Ой, мамо, мамо, рятуйте, мамо….

Дир Сергеевич толкнул дверь онемевшей рукой, и она охотно, по-товарищески бесшумно отворилась.

– Ой, мамо…

Впрочем, отдельных слов Дир Сергеевич не воспринимал, он медленно двигался в потоке этой звуковой магмы по темному коридору, приближаясь к извергающему жерлу. В каком-то смысле он уже все понял, но вместе с тем совершенно ничего не понимал. Слух желал переложить ответственность за неизбежные страшные выводы на другое чувственное ведомство, на зрение. Он двигался медленно и бесшумно, и все медленнее и бесшумнее с каждым шагом. К дверному проему слева по курсу, именно из него, вместе с мучительно бледным светом ноябрьского дня лилась столь страстная и столь отвратительная речь.

Из-за косяка Дир Сергеевич выдвинулся одним отчаянным движением, ему не хотелось выглядеть подглядывающим, он желал явиться как минимум надзирателем. Выглянул, и ничего не произошло. То есть «они» его сначала не заметили – всего лишь бледное лицо в пасмурном коридоре. Отвратительное свершалось прямо на полу, на недавно отлакированном паркете, покрытом, в качестве постели, газетами. Чистая любовь, никакого имущества, кроме чувств. Они лежали перпендикулярно к линии горящего взгляда. И лежали, естественно, зажмурившись – природная стыдливость человеческого рода, любовь есть таинство, и лучшее для нее оформление – темнота. Хотя бы субъективная. Голосящей головы Наташи Дир Сергеевич, слава Богу, не видел, ее загораживало ведро с торчащим из него веником. И это можно было счесть за милость. Зато голова Василя кудряво тряслась на самом виду, играя жуткими желваками и раздирая ноздри мощными выдохами. Левый глаз разлепился, и поймал в поле бокового зрения привидение в коридоре. В следующее мгновение на незваного гостя таращились оба глаза. Еще секунду спустя Наташин братик резко оттолкнулся от пола, дабы принять хотя бы относительно вертикальную позу. Ладони со следами лака, отрываясь от пола, рванули и прикипевшие к ней листы газеты, она разодралась с каким-то торжествующим треском. Василь зачем-то показал печатные ласты Диру Сергеевичу и широко, плотоядно улыбнулся.

«Наследник», не произнося ни звука, отступил в темноту. Утонул в коридоре, вышел на лестничную клетку, стал спускаться по ступеням вниз, неритмично, с перебоями передвигая ноги. Миновал один пустынный этаж, другой, четвертый. И вдруг – открытая дверь. И в дверях курильщик в майке. Дир Сергеевич остановился напротив.

– Слушай, мужик, у тебя бритва есть?

Курильщик почесал живот через майку. Он был раза в три весомее худого путника, кроме того, у него с кухни слышался шум голосов веселой компании.

– Тебе какую, опасную?

– Самую опасную.

Мужик плюнул в руку, забычковал сигарету.

– Заходи.

– Где у тебя ванная.

– А тебе зачем бритва?

– Неужели непонятно?

Хозяин квартиры оценивающе оглядел несчастную фигуру.

– Зарезаться хочешь?

– Дога-адливый. Не то, что я.

Хозяин еще раз оценил его взглядом и хмыкнул.

– Ну, иди, ванная там. Горячей воды только нет.

– Спасибо тебе, друг, – искренне сказал Дир Сергеевич.

13

– Подъезжаем, Александр Иванович!

Майор подумал, что Патолин стал называть его по имени-отчеству как-то слишком часто. Проникся уважением? Остается только надеяться, что это не повлияет на качество работы худосочного наемника в худшую сторону. Пока что он этим качеством был удовлетворен.

– Лифт не работает.