Московия при Иване Грозном. Свидетельства немца – царского опричника

Меня отвели в Посольскую канцелярию, и приказный Андрей Васильевич стал выспрашивать у меня разные сведения. Все это тут же записывали, чтобы передать великому князю. Очень скоро мне выдали записку – память. По ней я мог каждый день требовать и получать на почтовой станции четверть с половиною – иначе бадью – медовухи и содержание в четыре деньги. Тогда же мне дали в подарок шелковый кафтан, ткани на платье и монету.

Потом в Москву приехал великий князь, и меня подвели к нему, когда он шел из церкви во дворец. Великий князь улыбнулся и сказал: «Хлеба есть», и с этими словами он пригласил меня отобедать. Потом в Земельной канцелярии мне дали записку – память. Я получил поместье Тесьмино со всеми его деревнями. Оно принадлежало Андрею Холопову, казначею князя Владимира. На дочери князя Владимира женился герцог Магнус.

С самого начала я оказался на самом верху. Великий князь знал меня, а я знал его. Я начал учение. Русский язык я знал уже достаточно хорошо.

Среди опричников великого князя нас, немцев, было только четверо: двое ливонских дворян: Иоганн Таубе и Элерт Крузе[62], я – Генрих фон Штаден, и Каспар Элверфельд, который был должностным лицом в немецком Петерсхагене и доктором права. Сердца двух ливонских дворян всегда тосковали о Польском королевстве. В конце концов им, вместе со всем своим имуществом, женами и детьми, удалось перебраться к королю Сигизмунду-Августу. Король пожаловал Иоганну Таубе подворье в Ливонии, а Элерт Крузе получил Трейден на реке Аа[63]. Оба лишились своих владений из-за гордости, но нынешний король Штефан снова дал им поместья, хотя ни один из них никогда не видел побережье Каргополь-Шексна, которые я описал. Иоганну Таубе дали несколько тысяч акров в Литве, недалеко от города Ковно, а Элерт Крузе получил столько же на границе с Пруссией, но им никогда не приходил в голову описанный мною план.

Мы с Каспаром Элверфельдом смотрели в сторону Римской империи. Элверфельд стал опричником великого князя еще до моего приезда. Когда он увидел, что я жил в земщине и заработал много денег, держа кабак, решил отобрать мои деньги следующим образом. Взял сундук или ящик и вырезал в дне дыру. Потом положил в него одежду и другие вещи и поставил в сани. В сани запряг нескольких лошадей и отправил их с двумя своими слугами к моему дому. Они напились в моем кабаке. Он же отправился верхом в судебный двор и подал судье жалобу, заявляя, что его слуги сбежали, украв у него несколько тысяч талеров. Теперь он якобы знает, где его слуги, и хочет, чтобы ему дали подьячих и свидетелей, и он смог бы вернуть деньги по справедливости. На Руси все люди получают большое удовольствие от подобных штук. Когда он приехал ко мне в какой-то очень странной одежде, свидетели и подьячие тут же нашли и слуг, и лошадей, и сани. Все они обрадовались, но Элверфельд предпочел держаться высокомерно. С напускной досадой он поднялся по лестнице, полагая, что я наверху. Мой слуга Альбрехт встретил его с дубиной, намереваясь ударить по голове, но он сказал: «Я Каспар Элверфельд». Услышав это, слуга не стал [бить его]. Тогда подьячие схватили и связали моего слугу и повезли его в суд вместе со слугами [Элверфельда], санями и лошадьми. Сундук завязали со всем, что в нем было, и подьячие тоже забрали его в суд, вместе со слугами [Элверфельда]. Там он стал жаловаться: «Сударь, это мои слуги. Они украли у меня две тысячи рублей и отвезли в дом этого человека, где я и нашел их в присутствии свидетелей. Верни мне мои деньги!» – «У меня нет твоих денег», – ответил [Альбрехт]. «Твой хозяин держит кабак, где убивают людей», – заявил [Элверфельд]. «Дозвольте мне, – отвечал Альбрехт, – сейчас, как есть, отвести вас в дом [Элверфельда]. Там я покажу вам, что в подвале или в подполе лежат мертвые тела». Тогда [Элверфельд] оробел, а судейские обрадовались. Узнав об этом, я ничуть не испугался, потому как знал, что [Альбрехт] выиграет. Я быстро вскочил на лошадь и сам приехал в суд. Там я встал и сказал: «Вот он я. Отпустите моего слугу!» [Элверфельд] злобно посмотрел на меня, но я повел себя дружелюбно. «Договоритесь между собой», – предложили нам судейские. «Я это устрою», – пообещал я. На том мой слуга был оправдан, и его отпустили.