Высокая, с точеным телом, с изумительной красоты грудью, с точеным носиком, с большими серыми глазами, чуть удлиненным овалом лица, прямыми темными волосами, она напоминала английскую актрису Джейн Биркин, только была более красивой и менее естественной. Алена смотрелась такой полированной, такой безупречно гладкой… В Эрмитаже Лиля видела портрет какой-то французской королевы из бисквитного фарфора: вот Алена выглядела сделанной из бисквитного фарфора. Когда Лиля искренне восхитилась ее фарфоровой красотой, Алена улыбнулась: «Пилинги и диспорт, и обязательно солнцезащитный крем. Нам повезло, у нас есть новейшие достижения косметологии, и надо ими пользоваться, чтобы оттянуть старение, но сделать это элегантно и с чувством меры».
Алена была на год старше Лили, а выглядела на пять лет моложе, и, собственно, это все, что Лиля о ней знала. И вот – звонит, предлагает помощь… А все эти недели, когда тетя Оксана умирала, звонили только подруги тети Оксаны, и один раз по скайпу Марина проявилась, тоже предложила дать денег взаймы, отказ восприняла, кажется, с облегчением, потому что на лечение могли попросить больше, чем она готова была дать, и больше не звонила.
– Лиля?
– Прости. Я…
– Плачешь?
– Да. Мама… Она умерла. Я сегодня вернулась. Привезла ее прах.
Как это сладко было произнести: «Мама». Не наедине с собой, а кому-то.
– Ох. Соболезную. Что теперь скажешь… Я чем-то помочь могу?
– Не знаю. Я пытаюсь убрать в квартире… И все из рук валится. Я хочу спать, но я не могу здесь спать, пока тут так пыльно и так пахнет, и все эти вещи…
– Так, вымой джезву и одну чашку. Свари себе кофейку. А я сейчас приеду. Только адрес скажи.
В голосе Алены было столько заботы и вместе с тем уверенности, что Лиля послушно продиктовала адрес и ушла на кухню: варить кофе. Она тупо глотала горькую горячую жидкость, когда в дверь позвонили.
Алена – без макияжа, с зачесанными в хвостик волосами. А рядом с ней – две женщины азиатского типа, в какой-то синей форме. У Алены в руках – пакеты с едой: фрукты, сыр, копченая рыба, круассаны. У них тоже какие-то сумки… Лиля сначала подумала, что Алена привезла ей бригаду из психушки. Но оказалось, что эти молчаливые женщины из клининговой фирмы.
– Ничего не украдут, не бойся. Вымоют квартиру, все почистят-постирают, свежее белье постелят. Лекарства и всякое уходовое отвезут в фонд «Радостная старость», им там всегда и все нужно. Одежду твоей тети упакуют в коробки и оставят в ее комнате. Еда – это тебе на завтра, на послезавтра. А сейчас мы пойдем и поедим где-нибудь, пока девочки приводят квартиру в порядок.
Лиля покорно взяла сумку и вышла, не затворив за собой дверь.
У подъезда их ждала аккуратная кремовая машинка: Лиля не разбиралась в марках автомобилей, но, видимо, это была дорогая штучка. Алена никак не прокомментировала, хотя другая бы похвасталась: «Подарок поклонника». Девчонки все время хвастались. Даже если, как в фильме «Москва слезам не верит», сами себе покупали цветы и подарки. Алена, видимо, в хвастовстве не нуждалась, или сочла его неуместным сейчас, или же попросту заработала на эту машину… Впрочем, вряд ли. Ей не могли платить так много. Да и какая разница? Главное – она взялась ниоткуда, забрала Лилю из этой ужасной квартиры, и везет куда-то, и даже не болтает.
Алена привезла Лилю в небольшой уютный ресторанчик в центре.
– На цены не смотри. Просто не смотри. Тут грузинская кухня, готовят изумительно. Я беру их салат из помидоров ради подсолнечного масла: оно пахнет как настоящее! И это единственное место в мире, где я ем хлеб. Мне нельзя, но я ем. Конечно, у меня метаболизм хороший. Но лучше не рисковать. Нельзя быть слишком худой, слишком красивой и слишком богатой. Однако тут такой хлеб… Возьмем по лепешке и по салату. А тебе бы горячего. И вина домашнего.
Она накормила Лилю. Лиля думала, что не сможет и куска проглотить, но вдруг почувствовала себя ужасно голодной, а все здесь и правда было вкусно, и вино наполнило ее голову мягким приятным туманом, и Алена улыбалась ей доброй сочувственной улыбкой, и от благодарности Лиле опять захотелось заплакать – но слез уже не было.
Они просидели в ресторане несколько часов. Наступили сумерки, похолодало, им принесли пледы. Лиля начала задремывать, то и дело роняла голову, потом вскидывалась и смущенно смотрела на Алену.
– Прости. Очень устала. Последние несколько суток я почти не спала. Не могла.
– Да я все понимаю. Потерпи. Они скоро закончат.
Наконец, Алене позвонили и она сказала:
– Все, можем возвращаться.
Лиля заснула в машине.
Алена деликатно разбудила ее, когда машина уже стояла у подъезда.
– Увы, взять тебя на ручки и отнести наверх не могу. Придется ногами.
– Спасибо. Ты и так очень много… Ой…
Лиля споткнулась и буквально вывалилась на асфальт.
– Кажется, я напилась.
– Это усталость и стресс. Давай я провожу тебя до квартиры, приму у них работу.
Как они ехали в лифте, принимали работу, как ушла Алена – все стерлось из памяти Лили.
Она каким-то образом еще сумела раздеться догола и забраться в постель.
Даже душ принять сил не было.