Московский поход генерала Деникина. Решающее сражение Гражданской войны в России. Май-октябрь 1919 г.

Более того, белые выступили сначала против, а уж потом, в пекле сражений и беспощадной борьбы, вынуждены были объяснять, за что они борются. В данном случае интересны не столько основные положения официальной идеологии белых правительств, сколько идеи, за которые сражались офицеры-фронтовики.

Возьмем одни из самых интересных и ярких воспоминаний о Гражданской войне: книгу генерала А. В. Туркула «Дроздовцы в огне». В годы Первой мировой А. В. Туркул был трижды ранен и награжден орденом Святого Георгия четвертой степени, Георгиевским оружием. Он осмысливает борьбу в религиозном аспекте[436].

Думается, в данном случае перед нами одно из указанных свойств интеллигенции: быть в оппозиции существующему режиму. Раз большевики богоборцы, то белые, следовательно, религиозны. И тогда для А. В. Туркула Россия — святыня, за которую в огне Гражданской войны с силами тьмы сражается русская молодежь. Здесь вполне уместно вспомнить предреволюционную интеллигенцию, обожествлявшую, по словам Н. А. Бердяева, народ и демонизировавшую абсолютизм[437].

У А. В. Туркула же демонизируется — и, надо сказать, вполне справедливо — большевизм. Однако, читая мемуары знаменитого дроздовского генерала, трудно отделаться от впечатления, что его религиозность не более чем антитеза большевистскому богоборчеству. И это касается не только А. В. Туркула. Возвратившийся в 1920 г. с перекопских позиций Русской армии епископ Вениамин сделал неутешительный для белых вывод: «Наша армия героична, но она некрещеная!»[438] Владыка имел в виду именно религиозный индифферентизм врангелевцев.

Отвлеченный характер идеалов Белой борьбы приводил к тому, что нередко офицеры и представители других категорий населения говорили просто на разных языках. Так, в воспоминаниях марковского артиллериста В. Е. Павлова описан диалог между белогвардейским офицером и инженерами:

«Но офицер не скрыл того тупика, в который он попал в разговоре с инженерами.

— За что борется Добрармия?

— За Единую, Великую, Неделимую.

— Это общая фраза, ничего не говорящая, — возражали ему, — и большевики борются за это же. Но они в то же время разрешают так или иначе вопросы политические, социальные, экономические, чтобы улучшить жизнь народа. Так вот, как разрешает эти вопросы Добрармия?»[439]

Сам В. Е. Павлов следующим образом формулировал принципы Белой идеи: «Белая идея, в которую они (белые. — Авт.) верили и за которую боролись, наталкивала их на необходимость всестороннего ее понимания. Белая идея требовала умения и знания, как применять ее ко всем областям жизни и ко всем слоям населения. Она побуждала: 1. знать, за что бороться, 2. как бороться и 3. против кого бороться, то есть знать сущность большевизма»[440].

Даже спустя годы В. Е. Павлов так и не сумел ясно выразить свое представление о Белой идее. Парадокс в том, что, следуя логике В. Е. Павлова (и большинства белых офицеров), добровольцы должны были задуматься и понять, за что они борются, только после общения с местным населением.

Начиная войну и еще не соприкоснувшись с рядовыми жителями деревень и городов, белые не ставили перед собой задачи четко сформулировать цели борьбы и идею, за которую шли умирать. Но главная проблема здесь в том, что ни генералы, ни офицеры-фронтовики не размышляли над важнейшим вопросом: были ли идеи, за которые они сражались и которые формулировали уже в ходе боевых действий, приемлемы для всей (курсив наш. — Авт.) массы населения России.

Скорее наоборот, подавляющее большинство белогвардейцев было твердо уверено во всенародной поддержке Белого движения. Так, А. И. Деникин в своем приказе о подчинении А. В. Колчаку в мае 1919 г.[441] писал обо всем русском народе, с замиранием сердца и верой, надеждой и любовью следящем за успехами белогвардейских армий[442].

В данном случае перед нами известная претенциозность интеллигенции, выраженная в ее самоощущении о некоей особой миссии, уготованной ей историей[443]. А. И. Деникин, рассуждая о сущности и содержании Белой идеи, полагал, что она стала реакцией против небывалого угнетения «духа свободы, самодеятельности народа, против физического истребления целых классов»[444].

Первая часть приведенного утверждения довольно спорна, ибо ленинский декрет, даровавший крестьянам права на землю, и отражал как раз самодеятельность народа. Декрет стимулировал развитие в нем раскрепощения духа свободы, в частности, по отношению к помещичьей собственности, разрушая в крестьянском сознании прежнее к ней отношение.

Общавшийся с А. И. Деникиным и его окружением последний протопресвитер Императорской армии и флота о. Георгий Шавельский не смог в ясной форме выразить цели, за которые сражались белые. По его мнению, они были «воодушевлены самыми чистыми, светлыми, благородными порывами и все стремились только к одному: чтобы вывести Россию на путь свободной и счастливой жизни»[445].