В политический отдел штаба 9-й армии (телеграмма принята 31 декабря 1918 г.) о своем пребывании в плену сообщает сотрудник Воронежской уездной ЧК Лихачев: «(казаки. —
О поведении казаков в захваченном Борисоглебске докладывает в политотдел 9-й армии военком этого города Аркадьев: «Проходя по путям жел. дор. я увидел казаков, грабивших магазины и распродававших жителям. Все вагоны и склады с интендантским и другим имуществом разграблены. На улицах валялись юные трупы солдат и коммунистов, павших в бою, причем от жителей узнал, что казаки раздевали наголо даже раненых и оставляли на улицах, которые потом умирали»[509]
.В кратком докладе, представленном в Военно-политический отдел штаба Южного фронта, коммунист Козловской организации Иван Леонов, которому удалось бежать из казачьего плена, пишет:
«Когда собрали нас пленных, численностью 180, то командир Гундровского отряда (подразделение Донской армии. —
Что касается настроения Казачьих войск — разлагаются, бегут и срывают с офицеров погоны. Настроение крестьян великолепное почти все за советскую власть. Однажды в селе Верхнем Бычке, когда нашими войсками было взято село Воробьевка, казаки в панике бежали. Заехали в Верхний Бычок ночевать то молодежь Верхнего Бычка организовалась набрала несколько винтовок открыла стрельбу и казакам пришлось в панике бежать, оставив снаряды и патроны»[510]
.Красноармеец сообщает в форме доклада в политотдел Южного фронта о своем пребывании в белом плену, куда он попал 16 декабря 1918 г. в бою под Красненьким: «Месяц пребывания в плену». Боец пишет, что казаки сразу же ограбили пленных и постоянно грозили им расстрелом. «Подошедший затем добровольческий полк, в котором были одни офицеры, начал кого попало бить. Били прикладами и кулаками в лицо. Спрашивали коммунистов, но красноармейцы не выдавали. Расстреляем всех, если не укажете хоть одного».
Далее пленный боец описывает свое пребывание в казачьих станицах: «Старичье больше расспрашивало, как у нас вера. Правда ли, что большевики за каждую икону берут по 20 и более руб(лей), а если не платить, то выкидывают. Молодежь интересуется порядками, особенно в армии. Вообще приходится констатировать, что разложение казаков идет вширь и вглубь». Казаки, по словам пленного, говорят: «Кадеты знают, за что воюют, мы же сами не знаем… ни даже не надеются победить. Воюют лишь потому, что начали воевать, и что война дает им богатую почву для грабежа чужого добра, так своего у них решительно ничего нет».
Любопытно, что, по словам пленного, даже кулаки, возмущенные, как он пишет, насилиями кадет, готовы присоединиться к Советам, «но без Коммуны. Последней они боятся больше всего»[511]
.Показания бежавших в конце 1918 г. из казачьего плена красноармейцев, изложенные ими в телеграмме члену Реввоенсовета Южного фронта Ходоровскому от 28 февраля 1919 г.: «26 пеший (казачий. —
Здесь же изложено отношение командования Донской армии к пленным: «Всех пленных приказано разбивать на три категории. В 1-ю категорию относит комиссаров главарей матросов и самых неблагонадежных, во 2-ю категорию относит неблагонадежных инородцев шахтеров и вообще рабочих и в 3-ю категорию благонадежных. 1-я категория должна придаваться военно-полевому суду, 2 категория должна отправляться в концентрационный лагерь при ст. Тарасовка, 3-я категория формировать отдельные роты и придавать к нашим частям»[512]
.В оперативный отдел штаба Южного фронта была препровождена выписка из доклада бежавшего из казачьего плена члена исполкома Московского Сущеско-Марьинского районного совета О. П. Граппа: «Обращение с пленными самое жестокое: все разутые и раздетые, почти все разбегаются, и многие, попадаясь уже в тылу в руки, казнятся немедленно. Крестьян они тоже обижают, отбирая все то, что им понравится, без всякого вознаграждения»[513]
.