Москва, 1941

В итоге в 2:40 московские средства ПВО были приведены в боевую готовность, а в 2:52 в Москве была объявлена воздушная тревога, впервые разбудившая спящий город. В воздух были подняты истребители, зенитные орудия открыли огонь. «Отражение налета» продолжалось целый час, бомбардировщики упорно шли на Москву.

Во время первой воздушной тревоги поползли слухи, что бомбят авиазавод в Филях. Германская авиаразведка внимательно следила за заводом и процессом его маскировки. (фото автора)

Среди москвичей распространились самые разные слухи о том, что бомбили авиационный завод в Филях, но что атака была отбита.

Надо признать, что Москва и москвичи оказались не готовы к налетам, и первая «учебная» тревога позволила выявить слабые места и провести работу над ошибками. В информсообщении оргинструкторского отдела МГК ВКП(б) в МК ВКП(б) указывалось, что «имелось много случаев панического настроения и растерянности». На заводах не знали, что делать, останавливать ли работу. На асфальтобетонном заводе № 3 аварийно-восстановительная команда была в полном сборе, но не оказалось необходимого инструмента.

Москвичи проявили беспечность, впрочем, не все еще знали, куда надо прятаться от бомбардировок. «Большие группы людей собирались на улице, обсуждая, “кто и куда стреляет”». Возле станций метро возникли давки, на метро «Аэропорт» был открыт только один вход, а у метро «Динамо» «у входа собралось несколько сот человек, и все беспорядочно бросались в метро, толкая и сбивая друг друга, никто не регулировал вход в метро, поэтому получилась давка, некоторые падали, и по ним пробегали другие, нанося ушибы, несколько человек (не менее 10), получив ушибы, не могли встать, их выносили на носилках, девочка 13 лет с тяжелыми ушибами ноги была отправлена в Боткинскую больницу». Бомбоубежища толком не были готовы, где приходилось сидеть на цементном полу, где-то на кучах угля, попадались захламленные и залитые водой, а в «убежище дома № 18 по Ленинградскому шоссе никто из населения не мог попасть, так как оно оказалось занято разным хламом и стройматериалами».

Из домов на Щербаковской улице, что были ближе к Измайловскому парку, жители побежали прятаться под деревья, а не в убежище, «несмотря на убеждения милиции идти обратно в свои дома и спрятаться в бомбоубежищах, они все же продолжали бежать и разместились с детьми под деревьями и кустами в парке».

«Во время тревоги имелось несколько несчастных случаев. Например, был убит осколками снаряда член команды МПВО Октябрьского района Карташов, проживающий по Петровско-Разумовскому проезду, д. № 60, барак № 1. Несчастный случай произошел из-за несоблюдения Карташовым правил МПВО. Во время тревоги умер от разрыва сердца мастер цеха № 12 завода им. Авиахима, старый производственник т. Аршинов».

Надо было срочно, не на словах, а на деле готовиться к реальным бомбардировкам. Именно в эти дни над городом впервые растекся запах горящей бумаги. «Летают хлопья сгоревшей бумаги – в доме есть горячая вода, т. к. чтобы освободить подвалы для убежищ, жгут архивы», – записал 12 июля в своем дневнике Всеволод Иванов.

При отражении налетов зенитные орудия выстреливали сотни снарядов, которые, взрываясь на определенной высоте, должны были образовывать завесу из осколков. Все эти осколки потом падали вниз на крыши домов и улицы Москвы, представляя собой смертельную угрозу для тех, кто не ушел в укрытие.