Москва 1979

— Мне шестьдесят стукнет — и все, — сказал Луков. — Меня тут, в вашем комсомоле, лишнего дня держать не станут. И заранее предупредили, что некий человек уже ждет, когда должность освободится. Да и мне самому на хрен нужно портки просиживать. Все равно это не работа, а один геморрой. Сколько на меня анонимок писали, что ворую… Два толстых тома можно из них составить. Сколько приходило комиссий, проверок. Но я чистый. Поэтому решил, — уйду сам. Пошли они в… Не хочу больше тут… А пенсионер "Волгу" хрен получит. Даже "Жигулей" не дадут. Грамоту только — за безупречный долголетний труд. Я ее повешу в дачном сортире. Боря, это мой последний шанс. Другого не будет. Понимаешь?

— Мне очень надо.

Борис понимал, что спорить бесполезно, даже небезопасно, но не мог сдержаться. Этот Сергеич только с виду кондовый свойский мужик, — но простота обманчива. Знающие люди говорили, что он состоит нештатным осведомителем на Лубянке, и доносы научился писать виртуозно. Этим слухам можно верить, можно не верить, но о них нельзя забывать. Борис мог отделаться туманными намеками и посулить Лукову две тысячи рублей, даже две с половиной, за то, что тот уступит машину. Обещать больше, по сути вслух предлагать взятку, да еще в служебном кабинете в рабочее время, — слишком опасно. Да и деньги нешуточные. Сразу возникнут вопросы: откуда такое богатство привалило? Любимая бабушка умерла? Или что? Борис решал, что сказать, — и не мог решить.

— Это что же за надобность? — Сергей Сергеевич улыбнулся, показал темно коричневые от табака зубы, покрутил в руках пачку сигарет "Краснопресненские", вытащил одну. — Ну, что за срочность у тебя такая?

Борис медлил с ответом, до последней секунды взвешивал шансы, но рисковать передумал.

— Жену обещал отвезти на Кавказ. Прокатать по военно-грузинской дороге…

— Господи, Боря, — у тебя сердца нет. Гробить новую "Волгу" на бездорожье… На Кавказ переться, через всю страну. Как сказал поэт: летайте самолетами "Аэрофлота", любите на лету. Если у меня и была капля сомнения, теперь ее не осталось. "Волгу" ты от меня не получишь. Кстати, откуда у тебя такие деньжищи? Секрет? Ну-ну… Если бы теща не осчастливила меня своей кончиной, "Волга" досталась тебе. Но старушка прибралась.

— Что ж, поблагодари от меня покойную тещу.

— Если не забуду. Кстати, никогда не видел твою жену. Она много старше тебя?

— С чего ты взял? — Борис наигранно рассмеялся. — Мы ровесники.

— Понятно…

Вроде шутил Луков, губы сжал, смотрел недобро. Даже руки дрогнули, и сломалась не прикуренная сигаретка.

Глава 20

Поступили материалы на кандидата в члены Политбюро члена ЦК КПСС Вадима Егоровича Шубина, это были копии совершенно секретных документов, сброшюрованные в четыре довольно толстых книги. Полное жизнеописание, объективки на родственников, друзей и знакомых. Гончар разделил папки, засадил за чтение Лыкова и сам, не поднимая головы, шелестел бумажками до обеда. Он перекусил бутербродом и продолжил чтение, к вечеру кое-как почти все осилил. Когда стемнело, включил лампу, всухомятку сжевал второй бутерброд, что принес из дома, хотел читать дальше, но глаза устали. Он отпустил по домам женщин секретарей, сел на диван к журнальному столику и подогрел электрический чайник. Сделал две чашки растворимого кофе с сахаром и приказал Лыкову закончить чтение, — небольшой перерыв не помешает.

— Сначала я взял не тот том, он посвящен юности Шубина, службе в армии, — Гончар развалился на диване и закурил. — А в таких делах лучше начинать не сначала, а с конца. Сегодня моя педантичность сыграла против меня. Прочитал почти все от корки до корки. Хотя половину, а то и больше, можно было пропустить. Молодость Шубина — типичная для людей его поколения. Вышел из низов, после учебки попал на фронт, ранен, награжден, вступил в партию…

— У меня тоже отец был на фронте…

— Не сбивай меня… После войны Шубин закончил техникум, затем институт тяжелого машиностроения. Ему было чуть за тридцать, когда он стал директором крупного оборонного предприятия и членом Челябинского обкома партии. И дальше все в том же роде — покатился, как железнодорожный состав по путям. Все прямо и прямо. И еще в гору… Как пишут в характеристиках: коммунист, беззаветно преданный идеалам партии, несгибаемый ленинец и так далее. Так хорош, хоть икону с него пиши.

— Да, биография впечатляет, — сказал Лыков.

Он украдкой посмотрел на часы, почти девять вечера, а начальник, кажется, хочет продолжить чтение до полуночи. Хорошо бы объективки на сон грядущий прочитать, — быстро заснешь. Только выносить документы из этой комнаты строго запрещено. Гончар, словно угадав эти мысли, сказал:

— Ты торопишься? Может быть, работа мешает личной жизни?

— Нет, нет, все в порядке, — щеки Лыкова зарумянились, но в полутьме это было почти незаметно. — Надо сегодня добить эту литературу. Ну, раз уж начали.