Москва 1979

— У меня замысел романа рухнул. По сюжету один из главных действующих лиц — здешний американский коммунист. Я хотел этого человека как бы с натуры срисовать. Живет трудной жизнью, полной лишений, борется за права трудящихся. Экономит на всем, чтобы лишний доллар отдать на партийное дело… Я даже в столичном журнале эту задумку обсуждал. Сказали — оригинально. Честно говоря, уже аванс взял… А теперь чего писать? О каких лишениях и трудностях? Тут коммунисты катаются как сыр в масле.

— Чего-нибудь напишешь, — ответил Борис. — Не думай о таких пустяках.

Глава 39

С вечера представитель посольства объявил, что завтра в девять утра начнется долгожданный закупочный день, когда все смогут посетить крупнейший универмаг мира под названием "Мейсис", он расположен в центральной части Манхэттена, под торговые площади отведено несколько этажей высотного дома, в этом универмаге найдется все, чего душа пожелает. Цены по американским меркам не высокие и не низкие, зато качество товаров отменное.

Утром подогнали автобус, быстро добрались до универмага, который действительно оказался огромным и совершенно бестолковым, уже заполненным посетителями, будто именно сейчас весь город сговорился пойти сюда за покупками. Одна минута, — и комсомольцы разбрелись, растворились в человеческом море, их разнесло во все стороны, по разным этажам. Борис не уходил далеко от дверей, слонялся на первом этаже среди прилавков, забитых мужскими наручными часами, поглядывал на цены и шел дальше.

Через час ему надо стоять справа от входа в отель "Нью-Йоркер", — как было договорено в Москве, — там он встретится с американскими друзьями, точнее, он сядет в машину, а затем его отвезут в какое-то место, — где и состоится разговор. Борис плохо выспался, с утра немного нервничал и вот сейчас, гуляя между прилавками, разглядывая несметное множество мужских часов, почувствовал, что беспокойство прошло.

Тут как из-под земли вырос писатель Петр Коновалов, осовевший и растерянный, он ухватил Бориса за локоть, потащил куда-то в глубину универмага, на другой этаж, в секцию, где продают джинсы, ковбойские рубашки и ремни. Он ходил вдоль кронштейнов и прилавков, задавая Борису вопросы.

— Вот эти штаны, — они новые? — Коновалов вытащил из стопки голубые джинсы.

— Абсолютно новые.

— Тогда почему они такие… Ну, потертые, будто их уже носили.

— Это последний писк моды.

— Серьезно? Продавать старые портки вместо новых? С ума сошли. С жиру бесятся. И какой дурак это покупает. А что это за название у джинсов, оно престижное или как?

— "Левис", в Москве котируются.

— У меня пятьдесят второй. Какой размер мне брать?

У Коновалова было много вопросов, а времени почти не оставалось. Борис сказал, что ненадолго отойдет в туалет. Не дожидаясь лифта, двинулся к лестнице и спустился вниз. Он выскочил на улицу, полную пешеходов, выбрал правильное направление. Машина подъехала, без пяти девять, это был темно-зеленый "Кадиллак" с нью-йоркским номером. Приоткрылась задняя дверь, за стеклом лицо Ричарда, мужчины из американского посольства, с которым познакомились полтора года назад в Москве. Это был коротко подстриженный темноволосый человек лет сорока пяти с вытянутым интеллигентным лицом. Как и в Москве, он носил очки без оправы, из нагрудного кармана пиджака выглядывал белый платочек. Он пожал руку Бориса, обнял его за плечи.

— Рад, дружище, что ты в порядке, — сказал он. — Я вчера прилетел из Вашингтона, чтобы встретиться с тобой. Ты молодец, что смог сюда выбраться. Честно, — даже не ожидал, что все получится. Да еще так гладко…

"Кадиллак" покатил по улице, в салоне было свежо. Некоторое время колесили по городу, меняя направления, сначала на запад, потом на север. Ричард сказал, что Нью-Йорк — не Москва, в этом городе никто из русских не может за ними следить, но меры безопасности не бывают лишними, — такова традиция. Вскоре оказались поблизости от того места, откуда недавно отъехали, двинулись на запад, мимо небогатых кварталов.

Остановились возле старой гостиницы с невыразительным названием, вошли внутрь. Когда-то она знавала лучшие времена, и сейчас сквозь наслоения времени проступают остатки прежней роскоши. Холл просторный, с высокими потолками, стены облицованы темным и белым мрамором, огромный камин с массивной полкой, за стойкой портье в бордовой ливрее и шапочке, похожей на турецкую феску. За столиком у окна два пенсионера играют в шахматы. На двухместном диванчике, прикрыв лицо соломенной шляпой, дремала старушка.

Поднялись на лифте на пятый этаж. Внутренняя архитектура была проста и сдержана: коридор, со стенами цвета слоновой кости, красный палас, вытоптанный, истертый, белые двери по обе стороны. Ричард, даже не взглянув на номер, будто бывал здесь каждый день, остановился перед дверью, постучал три раза, выдержал паузу и снова стукнул. Повернул ручку и пропустил вперед Бориса. Это был большой номер, пропахший пылью, с кухней, спальней и комнатой отдыха.