Москва 1979

Года полтора назад Леонова пригласили на должность референта в Совет Министров РСФСР, теперь он уже старший референт и готовится перепрыгнуть на следующую ступеньку. Биография почти безупречная: молодой коммунист, принципиальный человек, специалист в области экономики, женат на дочери высокопоставленного дипломата, повышает идейный и профессиональный уровень и прочее. С таким досье Леонова хоть министром назначай, один недостаток — молод еще. Гончар позвонил ему на работу, представился и сказал, что нужно увидеться, прямо сегодня, не откладывая. Леонов отвечал по-барски снисходительно, даже надменно: сегодня он не может, в Совете министров совещание, и завтра тоже. Но он посмотрит расписание на следующую неделю, может быть, выкроит полчаса ближе к пятнице.

— Послушайте, Сергей Вадимович, вы наверное не поняли, с кем разговариваете, — сказал Гончар. — Я офицер госбезопасности. И занимаюсь делами государственной важности. Вы встретитесь в то время, которое я назначу. Иначе…

Леонов извинился, записал адрес и вскоре был на месте. Встречу назначили в центре, в одном из переулков в районе Сретенки. На третьем этаже старого дома без лифта была служебная квартира, которую использовали для встреч с осведомителями. Обстановка, словно в казенном кабинете: письменный стол, стулья и кожаный диван. На кухне чайник, заварка и кусковой сахар. Когда в дверь позвонили, Стас Лыков открыл, впустил хорошо одетого человека, через длинный коридор привел в комнату с задернутыми плотными шторами. Из-за стола поднялся Гончар, он предъявил удостоверение и предложил стул, но руки не подал.

— Речь пойдет о вашем друге Борисе Зотове, — сказал Гончар. — Есть несколько вопросов…

Леонов выдавил жалкую испуганную улыбку. Нутряным чутьем аппаратного работника, он почувствовал, что и как надо отвечать. Если Зотовым интересуется КГБ, значит, дела его плохи, значит, наломал дров. Словом, это очень серьезно. А если человек идет на дно, не надо мешать ему тонуть. Такова логика жизни.

— Послушайте, товарищ Гончар. Зотов мне не друг никакой. Так, бывший сослуживец. Здравствуй — до свидания. Пару раз ездили за город, ну, по молодости в туристические походы ходили, — вот и вся дружба. Одно название.

Гончар сделал глоток чая из кружки, он молчал, рассматривая холеного мужчину лет тридцати в фирменном темно-синем костюме, такие не продаются даже в ГУМЕ в секции для особо важных персон. Скользкий тип, пугливый, из него лишнего слова клещами не вытянешь. Гончар задал свои вопросы и получил уклончивые ответы. Леонов старался угадать, чего от него хотят и подыгрывал.

— Однажды, помню, Борис рассказал анекдот на политическую тему, — сказал Леонов. — Злой анекдот. Дело на природе было. Никаких свидетелей. Только он и я. Конечно, мне бы надо проявить принципиальность, сообщить в партийную организацию. Но, я же говорю, свидетелей нет. Начнут разбираться, кто подтвердит, что я прав? Поэтому промолчал.

— Анекдот-то хоть смешной? — спросил Гончар.

— Да я уж и не помню.

— Еще были эпизоды вроде этого, с анекдотом?

— Ну, были вообще-то. Он как-то сказал, что в Политбюро сидят склеротики и маразматики. Но тот разговор был тоже в четыре глаза, без свидетелей. Он всегда такие разговоры затевал где-то… Ну, вы понимаете. Не на рабочем месте. И чтобы рядом никого.

— Понятно. Кстати, аппарат Совета министров, где вы работаете, уже переехал в новое здание на набережной Тараса Шевченко? Как вы знаете, новое здание Совмина сейчас стали Белым домом называть?

— Белым домом? Остроумно. Мы переезжаем потихоньку. А что?

— Просто вспомнилось старое здание Совмина на Садовом кольце, как раз за театром кукол Образцова. Оно совсем маленькое, неприметное. Даже таксисты не знают, где находится Совмин РСФСР. А рядом с местом вашей старой работы стоит дом из светлого кирпича. В нем живет Молотов Вячеслав Иванович. Бывший председатель Совнархоза, министр иностранных дел при Сталине. А сейчас пенсионер союзного значения. Его частенько видят во дворе, выходит со стариками в домино поиграть. Сидит на скамеечке за столом, врытым в землю. Такой одуванчик в соломенной шляпе.

— И что с того? — лицо Леонова стало напряженным.

— Вот я и думаю: странно это… Человек, который подписал больше расстрельных приговоров, чем сам Сталин, доживает век счастливым человеком. А рядом, в этом же городе, живут тысячи, десятки тысяч женщин, которых этот палач сделал несчастными вдовами, многие тысячи детей без отца. Никто из них не хочет придти к товарищу Молотову и проломить его круглую лысую голову. Да, странно устроен мир… И человек странно устроен.

Леонов почувствовал легкое головокружение.

— Превратности судьбы, — он достал платок и протер вспотевший лоб, накатила слабость, стало страшно до тошноты. — Всякое бывает…

— Справедливости на свете нет. Вы как к Молотову относитесь?