Москва 1979

Но вместо автобуса приехал только представитель консульства, тот самый долговязый парень в бордовой куртке по имени Павел, знакомый с первого дня. Он собрал группу в комнате, где рядами были расставлены стулья, и объяснил: в последний момент узнали, что один из докладчиков нездоров, — все-таки старость не радость, — проводить собрание без него нет смысла. Павел очень сожалеет, что сорвалось такое познавательное и крайне важное мероприятие. В связи с этим у членов делегации образовалось свободное время, не только во второй половине дня, как было заранее намечено, — а на весь день. Комсомольцы от радости хотели захлопать в ладоши, но переглянулись и решили, что это лишнее, — могут неправильно понять.

Павел, как обычно, стал нагонять страху. Мол, надо помнить, что многие районы Нью-Йорка официально закрыты для русских туристов. Нельзя сворачивать с центральных улиц, заходить в сомнительные заведения, в узкие пространства между домами, где прячутся грабители и насильники, вести разговоры с американцами, — среди них могут оказаться провокаторы. Надо проявлять бдительность и осторожность. Был случай, когда нашего командировочного зарезали бандиты, — он не захотел отдать обменянные в Москве доллары. Если вам приставят нож к горлу, отдавайте что есть, — жизнь дороже. Павел раздал "памятки туриста" на русском языке, которые совал всем комсомольцам, каждый день, там были отмечены запрещенные районы. Сказал, что теперь можно идти, пожелал приятного дня.

Борис почистил ботинки в бесплатном автомате, выпил бутылку "Кока-колы", поболтал с комсомолкой, похожей на манекенщицу, и поднялся наверх в номер, чтобы взять кошелек. Вошел и увидел литератора Петра Коновалова. Раздетый, он лежал на кровати, уставившись в потолок. Даже холодок по спине пробежал, — опять на миг показалось, — не дышит. На тумбочке початая поллитровка "Экстры" и открытая банка скумбрии в томате.

— Ты чего тут киснешь? — Борис сел на свою кровать.

— Не пойду я в город, — вздохнул писатель. — Деньги кончились. Какой интерес: болтаться с пустыми карманами, пялиться на витрины и слюни пускать. Одно расстройство.

— Могу выделить тебе, ну, долларов тридцать. Даже сорок. В Москве отдашь.

— А что за тридцатку купить можно?

— Часы хорошие.

— Нет, все равно не пойду. А если пойду, могу и не вернуться. За себя не ручаюсь. Подойду к первому полицейскому и попрошу показать, где тут русским дают политическое убежище. А у меня в Союзе сын. Как ему в школу ходить, друзьям в глаза смотреть? Ну, если отец такой непутевый. Предатель. И вообще…

— Ты бы поменьше языком болтал, — ответил Борис. — Если кто услышит эти разговоры, — больше за границу не пустят. Даже в Болгарию.

— И черт с ним. Лучше вообще никуда не ездить…

Борис снова спустился вниз, когда выходил из отеля, увидел Павла. Спасаясь от палящего солнца, представитель консульства стоял под тентом и курил.

Борис подошел, задал пару вопросов, показал рукой на паб, что через дорогу.

— Может, заглянем ненадолго, угощаю? Или в этом городе раньше трех часов выпивать неприлично?

— Господи, да кто на это внимание обращает? — обрадовался Павел. — Пей, когда хочешь.

Они перешли улицу и оказались за столиком в пустом пабе, взяли по кружке светлого, рюмке виски и закуску. Света было мало, пахло мореным дубом и кислым бочковым пивом. Поболтали о том, о сем, Павел написал на бумажке адрес магазина, где можно купить видеомагнитофон, мультисистемный, который будет работать в Москве. Про себя рассказал, что должность у него ответственная, хлопотная, с женой они здесь уже три года, но женщине даже с двумя высшими образованиями очень трудно найти работу в консульстве, а работать на американцев — нельзя. Наши ведут себя по жлобски, свои своим не помогают, сидят, друг на друга доносы строчат в рабочее время, чтобы показать начальству принципиальность и бдительность. Глядишь, еще на год командировку продлят, никто не хочет возвращаться на любимую родину. Но недавно повезло: жена все-таки устроилась в консульстве. Моет лестницу и вестибюль, хоть на полдня, но все же — работа, деньги.

— Тяжело вам тут, — сказал Борис.

— Да, нелегко приходится, — Павел иронии не заметил. — Зарплата копеечная. Так еще сверху давят: будем тебе выдавать половину не долларами, а чеками Внешпосылторга. Вернешься в Москву, в магазинах "Березка" сможешь купить те же товары, что здесь продаются. Короче, не хотят на служащих доллары тратить. Зажимают валюту. А в московской "Березке", ясное дело, — одно дерьмо. И по бешеным ценам. Они бы знали, черти, как эта валюта зарабатывается…

Тут Павел спохватился, что сказал лишнее, и замолчал и стал отвечать коротко — только "да" и "нет". Выпили еще, Борис сказал, что ему пора, и расплатился. Он добрался до магазина электроники на автобусе, купил видеомагнитофон и привез коробку в гостиницу. В номере плавал густой водочный аромат, на тумбочке стояла вторая бутылка "Экстры". Коновалов, зарывшись в подушку, тихо похрапывал.

* * *