Москва 1979

Затем поднялся, набрал телефон и опустил монету. Он подумал: возможно у телефона ждет тот лысый Фелтон, с которым разговаривали в гостинице или приятель по Москве Ричард. Но трубку поднял человек с незнакомым голосом, он спросил, кто звонит. Борис ответил, последовало долгое молчание, пауза явно затягивалась. Человек обрел дар речи и спросил, что Борис хочет передать общим знакомым. Голос был таким ровным и спокойным, что, казалось, говорил робот, а не живой человек.

— Передайте, что я уезжаю, — сказал Борис. — Я хорошо подумал. И решил, что сейчас не смогу остаться, — даже захотелось пошутить. — Может быть, в следующий раз…

Борис почувствовал, как на душе стало тошно, тоскливо. Будто дверь в глухой подвал захлопнулась, и не видно больше света.

— Я все передам, — бесстрастным механическим голосом ответил мужчина. — Спасибо, что позвонили. Прощайте. И счастливого пути.

Борис вернулся в гостиницу, когда стемнело. В номере еще плавал водочный дух, писатель Коновалов, уже немного протрезвевший, как и прежде в одних трусах, сидел на кровати, уставившись в телевизор. По бесплатному каналу передавали новости, вперемежку с рекламой. Коновалов оторвался от своего занятия, внимательно полистал книги Бориса, долго разглядывал фотографии культуристов и все пытался вслух произнести фамилию самого здорового накаченного парня: Шварценеггер. Блин, ну и фамилия, язык сломаешь. Нет, он никогда не станет известным человеком, потому что поклонники не смогут запомнить, как фамилия произносится. Надо Шварценеггеру псевдоним брать.

Отложив книги, Коновалов сказал:

— А моих произведений в том магазине не продавали? Ну, про то, как комсомольцы, преодолевая трудности, город в степи строили? Может, уже украли капиталисты, перевели на английский. Ну, без ведома автора. И теперь мой роман — бестселлер номер один в Америке. А я ничего не ведаю, даже гонорар не получил.

И громко засмеялся своей шутке.

Глава 42

Из ЦК комсомола прислали машину, встретить Бориса в Шереметьево. Самолет прилетел утром, приехала Галя, и зачем-то притащила свою подругу с мужем, мрачноватым типом по имени Федор. Дома ждал накрытый стол, посидели часик. Потом Галя с подругой ушли в спальню, бесконечно долго копались в чемоданах с тряпками, примеряли вещи и прикидывали, кому и за какую цену можно продать, что не подошло.

Борис, оставшись наедине с Федором, вынужден был отвечать на бесконечные вопросы, словно в викторине участвовал: как протекает жизнь за океаном, правда ли, что Америка окончательно погрузилась в болото разврата и полного падения нравов, не начнут ли американцы ядерную войну против СССР и прочее. Наконец, подруга купила у Гали кофточку, а вторую получила в подарок, подхватила мужа и убежала. Борис, даже не распаковал коробку с видеомагнитофоном, повалился на кровать и заснул. Телефонный звонок раздался поздним вечером, было темно, под закрытой дверью полоска света. Борис сел на кровать, стараясь сообразить, который час, снял трубку.

— Вернулись? — голос Антона Ивановича Быстрицкого был вкрадчив. — Хорошо, очень хорошо. А то я уж начал волноваться. Съездили удачно? Вот и прекрасно. Прости, что возвращаю с небес на землю, к прозе жизни. Но время идет. Я не хочу, чтобы Морозов начал нервничать. Не надо до этого доводить. Поэтому жду ответа. Позвони мне завтра, в обед. Мы встретимся в том же ресторане и все обсудим. Если завтра неудобно, давайте через день. Лады?

— Слушайте, я еще в себя не пришел, а вы уже нарисовались. Дайте мне хотя бы неделю времени. Обещаю, что через семь дней я решу этот вопрос.

Быстрицкий пытался возразить, но Борис попрощался и положил трубку. Он лежал в темноте и не мог заснуть. Пришла Галя легла рядом, спросила спит ли он, и не получила ответа. Она быстро заснула. А Борис не смог, болела голова, было душно, а после полуночи разразилась гроза. Он ворочался, прислушиваясь к неясным шорохам и грому, поднимался с кровати, выходил на кухню. Пил воду из-под крана и, на зажигая света, смотрел в темный прямоугольник окна. Он думал о том, как жить дальше, что делать с этой бедой, что свалилась на голову и готова погрести под собой всю его жизнь, — но черт с ней, его жизнью, — что случится с людьми, которых он любит. Морозов будет шантажировать его, а когда вытянет все деньги, — подстроит несчастный случай или еще что придумает, — не важно. Важно, другое: оставлять Бориса в живых — он наверняка не захочет. Его пристрелят или забьют ногами, как беднягу Дато на пикнике. Убили и не сразу это заметили.