Читаем Москва полностью

11 | 01086 Ревлюцьонная казачка                 Подковала мне коня                 Ну а после многозначно                 Посмотрела на меня                 Полетел я в бой кровавый                 И там голову сложил                 А потом с посмертной славой                 Прямо к ней поворотил                 Возвышаясь на сиденье                 Обомлелого коня                 Я въезжаю в поселенье                 Но не видно им меня                 А она вдруг увидала                 Из ушей вдруг кровь пошла                 После мертвою упала                 После встала, подошла                 Поднимает кверху око                 Оно пусто и дрожит                 Говорит: тут недалеко                 Едем вместе, будем жить11 | 01087 Ты думаешь честно и просто                 Как ярче б на свете прожить                 За какой бы страдающий остров                 Беспокойную жизнь положить                 За свободу                 И ты ее честно слагаешь                 За остров какой иль страну                 И просто себе полагаешь:                 Вот счастье принес и весну                 Людям                 А после приходят другие                 Другого чего-то хотят                 На твою же прекрасную гибель                 Неприязненно даже глядят                 Что это?11 | 01088 Так Достоевский Пушкина признал                 Лети, мол, Пушкин, в наш-ка окоем                 А дальше я скажу, что делать                 Чтоб веселей на каторгу вдвоем                 А Пушкин говорит: Уйди, проклятый!                 Поэт свободен! Сраму он неймет!                 Что ему ваши нудные мученья!                 Его Господь где хочет – там пасет!11 | 01089 Вот гонка страшных воружений                 Высасывает столько сил                 А то уж в нашем поколеньи б                 Весь мир при коммунизме жил                 Но видно некий механизм                 Есть, что излишний весь достаток                 Сжигает в мире без остатка                 Чтоб жизненный-то героизм                 Средь человечества не сгинул

ЕВГЕНИЮ АНАТОЛИЕВИЧУ ПОПОВУ ПО СЛУЧАЮ ЕГО ЖЕНИТЬБЫ

11 | 01090 Женись, Попов! А мы посмотрим                 Присмотримся со стороны                 Женился, коли предусмотрен                 Законодательством страны                 Такой порядок оформленья                 Любви материи живой                 В нем дышит принцип мировой:                 Что не оформлено – то тленье11 | 01091 Вот, говорят, милицанер убийцей был                 Но нет, милицанер убийцей не был                 Милицанер константен меж землей и небом                 Как частный человек, возможно, он убил                 Все неслучайно в этом мире:                 Убийца послан, чтобы убивать                 Милицанер – чтобы законы воплощать                 Но если он в мундире убивает                 Не государства он законы подрывает                 Но тайные законы мирозданья                 Метафизического он достоин наказанья11 | 01092 Парень девушку целует                 Она вся под ним дрожит                 Под тяжелым поцелуем                 Так что кровь у ней бежит                 Кровь быстрей бежит по жилам                 Нарастает, жилы рвет                 Что он весь в крови лежит                 Как убийца и насильник11 | 01093 Не японская, не китайская                 Не монгольская, не индокитайская                 Не шведская, не мериканская                 Не арабская, не африканская                 Не римская и не прусская                 Не горит ни в огне и ни в пламени —                 Да здравствует Русская                 Ордена Трудового Красного Знамени                 Православная Церковь!
Перейти на страницу:

Все книги серии Пригов Д.А. Собрание сочинений в 5 томах

Монады
Монады

«Монады» – один из пяти томов «неполного собрания сочинений» Дмитрия Александровича Пригова (1940–2007), ярчайшего представителя поэтического андеграунда 1970–1980-x и художественного лидера актуального искусства в 1990–2000-е, основоположника концептуализма в литературе, лауреата множества международных литературных премий. Не только поэт, романист, драматург, но и художник, акционист, теоретик искусства – Пригов не зря предпочитал ироническое самоопределение «деятель культуры». Охватывая творчество Пригова с середины 1970-х до его посмертно опубликованного романа «Катя китайская», том включает как уже классические тексты, так и новые публикации из оставшегося после смерти Пригова громадного архива.Некоторые произведения воспроизводятся с сохранением авторской орфографии и пунктуации.

Дмитрий Александрович Пригов

Поэзия / Стихи и поэзия
Москва
Москва

«Москва» продолжает «неполное собрание сочинений» Дмитрия Александровича Пригова (1940–2007), начатое томом «Монады». В томе представлена наиболее полная подборка произведений Пригова, связанных с деконструкцией советских идеологических мифов. В него входят не только знаменитые циклы, объединенные образом Милицанера, но и «Исторические и героические песни», «Культурные песни», «Элегические песни», «Москва и москвичи», «Образ Рейгана в советской литературе», десять Азбук, «Совы» (советские тексты), пьеса «Я играю на гармошке», а также «Обращения к гражданам» – листовки, которые Пригов расклеивал на улицах Москвы в 1986—87 годах (и за которые он был арестован). Наряду с известными произведениями в том включены ранее не публиковавшиеся циклы, в том числе ранние (доконцептуалистские) стихотворения Пригова и целый ряд текстов, объединенных сюжетом прорастания стихов сквозь прозу жизни и прозы сквозь стихотворную ткань. Завершает том мемуарно-фантасмагорический роман «Живите в Москве».Некоторые произведения воспроизводятся с сохранением авторской орфографии и пунктуации. В ряде текстов используется ненормативная лексика.

Дмитрий Александрович Пригов

Поэзия
Монстры
Монстры

«Монстры» продолжают «неполное собрание сочинений» Дмитрия Александровича Пригова (1940–2007). В этот том включены произведения Пригова, представляющие его оригинальный «теологический проект». Теология Пригова, в равной мере пародийно-комическая и серьезная, предполагает процесс обретения универсального равновесия путем упразднения различий между трансцендентным и повседневным, божественным и дьявольским, человеческим и звериным. Центральной категорией в этом проекте стала категория чудовищного, возникающая в результате совмещения метафизически противоположных состояний. Воплощенная в мотиве монстра, эта тема объединяет различные направления приговских художественно-философских экспериментов: от поэтических изысканий в области «новой антропологии» до «апофатической катафатики» (приговской версии негативного богословия), от размышлений о метафизике творчества до описания монстров истории и властной идеологии, от «Тараканомахии», квазиэпического описания домашней войны с тараканами, до самого крупного и самого сложного прозаического произведения Пригова – романа «Ренат и Дракон». Как и другие тома собрания, «Монстры» включают не только известные читателю, но не публиковавшиеся ранее произведения Пригова, сохранившиеся в домашнем архиве. Некоторые произведения воспроизводятся с сохранением авторской орфографии и пунктуации. В ряде текстов используется ненормативная лексика.

Дмитрий Александрович Пригов

Поэзия
Места
Места

Том «Места» продолжает серию публикаций из обширного наследия Д. А. Пригова, начатую томами «Монады», «Москва» и «Монстры». Сюда вошли произведения, в которых на первый план выходит диалектика «своего» и «чужого», локального и универсального, касающаяся различных культурных языков, пространств и форм. Ряд текстов относится к определенным культурным локусам, сложившимся в творчестве Пригова: московское Беляево, Лондон, «Запад», «Восток», пространство сновидений… Большой раздел составляют поэтические и прозаические концептуализации России и русского. В раздел «Территория языка» вошли образцы приговских экспериментов с поэтической формой. «Пушкинские места» представляют работу Пригова с пушкинским мифом, включая, в том числе, фрагменты из его «ремейка» «Евгения Онегина». В книге также наиболее полно представлена драматургия автора (раздел «Пространство сцены»), а завершает ее путевой роман «Только моя Япония». Некоторые тексты воспроизводятся с сохранением авторской орфографии и пунктуации.

Дмитрий Александрович Пригов

Современная поэзия

Похожие книги

Уильям Шекспир — природа, как отражение чувств. Перевод и семантический анализ сонетов 71, 117, 12, 112, 33, 34, 35, 97, 73, 75 Уильяма Шекспира
Уильям Шекспир — природа, как отражение чувств. Перевод и семантический анализ сонетов 71, 117, 12, 112, 33, 34, 35, 97, 73, 75 Уильяма Шекспира

Несколько месяцев назад у меня возникла идея создания подборки сонетов и фрагментов пьес, где образная тематика могла бы затронуть тему природы во всех её проявлениях для отражения чувств и переживаний барда.  По мере перевода групп сонетов, а этот процесс  нелёгкий, требующий терпения мной была формирования подборка сонетов 71, 117, 12, 112, 33, 34, 35, 97, 73 и 75, которые подходили для намеченной тематики.  Когда в пьесе «Цимбелин король Британии» словами одного из главных героев Белариуса, автор в сердцах воскликнул: «How hard it is to hide the sparks of nature!», «Насколько тяжело скрывать искры природы!». Мы знаем, что пьеса «Цимбелин король Британии», была самой последней из написанных Шекспиром, когда известный драматург уже был на апогее признания литературным бомондом Лондона. Это было время, когда на театральных подмостках Лондона преобладали постановки пьес величайшего мастера драматургии, а величайшим искусством из всех существующих был театр.  Характерно, но в 2008 году Ламберто Тассинари опубликовал 378-ми страничную книгу «Шекспир? Это писательский псевдоним Джона Флорио» («Shakespeare? It is John Florio's pen name»), имеющей такое оригинальное название в титуле, — «Shakespeare? Е il nome d'arte di John Florio». В которой довольно-таки убедительно доказывал, что оба (сам Уильям Шекспир и Джон Флорио) могли тяготеть, согласно шекспировским симпатиям к итальянской обстановке (в пьесах), а также его хорошее знание Италии, которое превосходило то, что можно было сказать об исторически принятом сыне ремесленника-перчаточника Уильяме Шекспире из Стратфорда на Эйвоне. Впрочем, никто не упомянул об хорошем знании Италии Эдуардом де Вер, 17-м графом Оксфордом, когда он по поручению королевы отправился на 11-ть месяцев в Европу, большую часть времени путешествуя по Италии! Помимо этого, хорошо была известна многолетняя дружба связавшего Эдуарда де Вера с Джоном Флорио, котором оказывал ему посильную помощь в написании исторических пьес, как консультант.  

Автор Неизвестeн

Критика / Литературоведение / Поэзия / Зарубежная классика / Зарубежная поэзия