Читаем Москва полностью

11 | 01102 Морская вечная волна —                 Вот я подумал, между прочим —                 Что плещешь ты куда захочешь                 Что ты прекрасна и вольна                 Что ты морские камни точишь                 Так жизни схожий организм                 Нам незаметно точит жизнь                 А сточит – в гробе полежит                 И к юношам иным бежит11 | 01103 Пропала ягода малина                 Началась ягода рябина                 Вот так вот и мы все погаснем                 Другие кто-нибудь взойдут                 О, труд печальный, труд напрасный                 Прошедшей жизни явный труд                 Зачем ты Пушкину был дан?                 И Лермонтову тоже дан?                 И Тю… и Тютчеву был дан                 И мне… – хотя вот мне ты дан                 Для пользы11 | 01104 Коль дадены б всем были силы                 Тотчас же убежать от зла                 То как бы смерть тогда жила?                 И как бы власть тогда жила?                 И жизнь, и жизнь как бы жила?                 Да и мы сами как бы жили? —                 Зверек любой, росточек мал                 От нас бы тотчас убежал                 И как мы жили б?11 | 01105 В ведре помойном что-то там гниет1  | 00055 А что гниет? – мои ж объедки                 Заради чтоб я человеком был                 О, милые мои! О, детки!                 Как я виновен перед вами!                 Я рядом с вами жить бы стал                 Да не могу уйти с поста                 Я человеком здесь поставлен                 На время11 | 01106 Вот устроил постирушку1  | 00056 Один бедный господин                 Своей воли господин                 А в общем-то – судьбы игрушка                 Волю всю собравши, вот                 Он стирать себя заставил                 Все дела свои оставил                 А завтра может и помрет11 | 01107 Нет, Сталин тоже ведь – не случай                 Не сам себе придумал жить                 Не сам себе народ придумал                 Не сам придумал эту смерть                 Но сам себе придумал сметь                 Там где другой бы просто умер                 Чем жить11 | 01108 Я в общем враг нововведений                 Равно свободы и кутузок                 Вот, скажем, Брежнев, как Кутузов —                 Он понял русский смысл явлений:                 Жизнь мудрый торопить не станет                 Сама куда надо доползет                 И смерть в свои снега заманит                 Там разбирайся – кто помрет                 Выживши11 | 01109 Вот говорят: все переменно                 А как же то, что постоянно                 Не говоря уже про то                 Что постоянно переменно                 Иль, скажем, вот попеременно —                 Сегодня оно постоянно                 А завтра уже переменно                 Иль, скажем, вот одновременно —                 Наполовину переменно                 А на другую – постоянно                 Или вот, скажем, человек                 Живет себе как дивный лал                 И в рот он это все ебал                 Извините за выражение11 | 01110 Друзья мои, о чем писать!                 Ведь завтра рухнется все это                 И дни окончатся поэта                 Ему останется поссать                 Посрать, переменить одежды                 И загасить звезду во лбу                 Он будет тело без надежды                 Надежда будет вся в гробу11 | 01111 За тортом шел я как-то утром1  | 00042 Чтоб к вечеру иметь гостей                 Но жизнь устроена так мудро —                 Не только эдаких страстей                 Как торт, но и простых сластей                 И сахару не оказалось                 А там и гости не пришли                 Случайность вроде бы, казалось                 Ан нет – такие дни пришли                 К которым мы так долго шли —                 Судьба во всем здесь дышит явно
Перейти на страницу:

Все книги серии Пригов Д.А. Собрание сочинений в 5 томах

Монады
Монады

«Монады» – один из пяти томов «неполного собрания сочинений» Дмитрия Александровича Пригова (1940–2007), ярчайшего представителя поэтического андеграунда 1970–1980-x и художественного лидера актуального искусства в 1990–2000-е, основоположника концептуализма в литературе, лауреата множества международных литературных премий. Не только поэт, романист, драматург, но и художник, акционист, теоретик искусства – Пригов не зря предпочитал ироническое самоопределение «деятель культуры». Охватывая творчество Пригова с середины 1970-х до его посмертно опубликованного романа «Катя китайская», том включает как уже классические тексты, так и новые публикации из оставшегося после смерти Пригова громадного архива.Некоторые произведения воспроизводятся с сохранением авторской орфографии и пунктуации.

Дмитрий Александрович Пригов

Поэзия / Стихи и поэзия
Москва
Москва

«Москва» продолжает «неполное собрание сочинений» Дмитрия Александровича Пригова (1940–2007), начатое томом «Монады». В томе представлена наиболее полная подборка произведений Пригова, связанных с деконструкцией советских идеологических мифов. В него входят не только знаменитые циклы, объединенные образом Милицанера, но и «Исторические и героические песни», «Культурные песни», «Элегические песни», «Москва и москвичи», «Образ Рейгана в советской литературе», десять Азбук, «Совы» (советские тексты), пьеса «Я играю на гармошке», а также «Обращения к гражданам» – листовки, которые Пригов расклеивал на улицах Москвы в 1986—87 годах (и за которые он был арестован). Наряду с известными произведениями в том включены ранее не публиковавшиеся циклы, в том числе ранние (доконцептуалистские) стихотворения Пригова и целый ряд текстов, объединенных сюжетом прорастания стихов сквозь прозу жизни и прозы сквозь стихотворную ткань. Завершает том мемуарно-фантасмагорический роман «Живите в Москве».Некоторые произведения воспроизводятся с сохранением авторской орфографии и пунктуации. В ряде текстов используется ненормативная лексика.

Дмитрий Александрович Пригов

Поэзия
Монстры
Монстры

«Монстры» продолжают «неполное собрание сочинений» Дмитрия Александровича Пригова (1940–2007). В этот том включены произведения Пригова, представляющие его оригинальный «теологический проект». Теология Пригова, в равной мере пародийно-комическая и серьезная, предполагает процесс обретения универсального равновесия путем упразднения различий между трансцендентным и повседневным, божественным и дьявольским, человеческим и звериным. Центральной категорией в этом проекте стала категория чудовищного, возникающая в результате совмещения метафизически противоположных состояний. Воплощенная в мотиве монстра, эта тема объединяет различные направления приговских художественно-философских экспериментов: от поэтических изысканий в области «новой антропологии» до «апофатической катафатики» (приговской версии негативного богословия), от размышлений о метафизике творчества до описания монстров истории и властной идеологии, от «Тараканомахии», квазиэпического описания домашней войны с тараканами, до самого крупного и самого сложного прозаического произведения Пригова – романа «Ренат и Дракон». Как и другие тома собрания, «Монстры» включают не только известные читателю, но не публиковавшиеся ранее произведения Пригова, сохранившиеся в домашнем архиве. Некоторые произведения воспроизводятся с сохранением авторской орфографии и пунктуации. В ряде текстов используется ненормативная лексика.

Дмитрий Александрович Пригов

Поэзия
Места
Места

Том «Места» продолжает серию публикаций из обширного наследия Д. А. Пригова, начатую томами «Монады», «Москва» и «Монстры». Сюда вошли произведения, в которых на первый план выходит диалектика «своего» и «чужого», локального и универсального, касающаяся различных культурных языков, пространств и форм. Ряд текстов относится к определенным культурным локусам, сложившимся в творчестве Пригова: московское Беляево, Лондон, «Запад», «Восток», пространство сновидений… Большой раздел составляют поэтические и прозаические концептуализации России и русского. В раздел «Территория языка» вошли образцы приговских экспериментов с поэтической формой. «Пушкинские места» представляют работу Пригова с пушкинским мифом, включая, в том числе, фрагменты из его «ремейка» «Евгения Онегина». В книге также наиболее полно представлена драматургия автора (раздел «Пространство сцены»), а завершает ее путевой роман «Только моя Япония». Некоторые тексты воспроизводятся с сохранением авторской орфографии и пунктуации.

Дмитрий Александрович Пригов

Современная поэзия

Похожие книги

Уильям Шекспир — природа, как отражение чувств. Перевод и семантический анализ сонетов 71, 117, 12, 112, 33, 34, 35, 97, 73, 75 Уильяма Шекспира
Уильям Шекспир — природа, как отражение чувств. Перевод и семантический анализ сонетов 71, 117, 12, 112, 33, 34, 35, 97, 73, 75 Уильяма Шекспира

Несколько месяцев назад у меня возникла идея создания подборки сонетов и фрагментов пьес, где образная тематика могла бы затронуть тему природы во всех её проявлениях для отражения чувств и переживаний барда.  По мере перевода групп сонетов, а этот процесс  нелёгкий, требующий терпения мной была формирования подборка сонетов 71, 117, 12, 112, 33, 34, 35, 97, 73 и 75, которые подходили для намеченной тематики.  Когда в пьесе «Цимбелин король Британии» словами одного из главных героев Белариуса, автор в сердцах воскликнул: «How hard it is to hide the sparks of nature!», «Насколько тяжело скрывать искры природы!». Мы знаем, что пьеса «Цимбелин король Британии», была самой последней из написанных Шекспиром, когда известный драматург уже был на апогее признания литературным бомондом Лондона. Это было время, когда на театральных подмостках Лондона преобладали постановки пьес величайшего мастера драматургии, а величайшим искусством из всех существующих был театр.  Характерно, но в 2008 году Ламберто Тассинари опубликовал 378-ми страничную книгу «Шекспир? Это писательский псевдоним Джона Флорио» («Shakespeare? It is John Florio's pen name»), имеющей такое оригинальное название в титуле, — «Shakespeare? Е il nome d'arte di John Florio». В которой довольно-таки убедительно доказывал, что оба (сам Уильям Шекспир и Джон Флорио) могли тяготеть, согласно шекспировским симпатиям к итальянской обстановке (в пьесах), а также его хорошее знание Италии, которое превосходило то, что можно было сказать об исторически принятом сыне ремесленника-перчаточника Уильяме Шекспире из Стратфорда на Эйвоне. Впрочем, никто не упомянул об хорошем знании Италии Эдуардом де Вер, 17-м графом Оксфордом, когда он по поручению королевы отправился на 11-ть месяцев в Европу, большую часть времени путешествуя по Италии! Помимо этого, хорошо была известна многолетняя дружба связавшего Эдуарда де Вера с Джоном Флорио, котором оказывал ему посильную помощь в написании исторических пьес, как консультант.  

Автор Неизвестeн

Критика / Литературоведение / Поэзия / Зарубежная классика / Зарубежная поэзия