Москва-Лондон

Так, невидимые друг другу, глубоко взволнованные какой-то еще трудно объяснимой близостью и взаимным притяжением, удивленные, испуганные и несколько растерявшиеся, они погрузились в свои мысли...

Глава XXVIII

Не слишком уж долговеЧнаЯ династия Тюдоров71 переживала сейчас отнюдь не лучшую и светлую пору своего правления.

Второй король династии Генрих VIII оставил после себя кровоточащие противоречия и трех будущих правителей. Вероятно, никогда еще Англии не было так трудно, как теперь, в самом начале второй половины XVI века. Король Генрих VIII, создав новую англиканскую церковь и решительно порвав с папой римским, фактически блокировал свое островное государство от остального европейского мира. Заметно сократилась торговля английскими товарами на континенте, а европейскими — в Англии. Молодая буржуазия и старое купечество, с таким восторгом воспринявшие антипапские деяния своего короля, возроптали, ибо их лояльность кому или чему бы то ни было всегда и везде была прямо пропорциональна их доходам.

К тому же, растерзав, подобно пираньям72, огромные монастырские, а затем и крестьянские землевладения, но не успев еще как следует переварить этот огромный и сочный пирог и наладить на своих новых землях доходное производство, буржуазия и купечество Англии начали испытывать нечто подобное несварению желудка, когда пищи много, но вся она идет во вред организму. Катастрофически быстро начало исчезать крестьянство — этот главный поставщик пищи и сырья и основной потребитель готовой продукции хозяев производства и торговли. Население страны, во всяком случае большей ее части, неудержимо катилось к нищенству. Нищий же способен лишь к потреблению вынужденно даримого или самовольно взятого. Нищета и отчаяние не только стучались в двери харчевен и лавок, но и все чаще врывались с огнем и кинжалом в дома и состояния имущих. Да, было

о чем задуматься английскому купечеству. А ведь именно оно — мускулы общегосударственного тела. Отомрут мускулы — сгниет в неподвижности все тело...

...Похоже, правящая династия Тюдоров приходила к своему упадку.

Ныне правящий (под неусыпным оком опекуна-протектора, разумеется) король Англии Эдуард VI, получивший свое начало от отца, нафаршированного всеми известными пороками, словно святой архангел — молитвами, был неизлечимо болен едва ли не с колыбели, а сейчас, в свои пятнадцать лет, доживал в кровохаркании и сердечных приступах свой короткий и трудный век. Очень умный и любознательный, но желчный

и злобный ребенок, крайне болезненно переживавший свои физические изьяны, он откровенно и люто ненавидел своих опекунов и старался, по мере сил и возможностей, всячески пакостить им, а уж заодно и делам государственным. Быстро взрослея от ежегодно прибавляющейся власти и приближающейся смерти, он причинял окружению все больше страданий

и несчастий. Король-подросток не мог равнодушно видеть рядом с собой людей сильных, здоровых, а потому веселых и красивых. К Богу он относился с откровенной ненавистью и лишь винил его в ущербности своего здоровья. Сестра Мария воспринималась им с сочувствием и пониманием, поскольку тоже была больна и к тому же совсем не легко, как ему было известно. Что же касается другой сестры, Елизаветы, то она была слишком здорова и красива, чтобы могла нравиться брату, который заявил своим придворным: «Я не бык, чтобы мне могла понравиться подобная корова!» Но вообще-то женщины как таковые стали интересовать Эдуарда слишком рано. Сначала он с болезненным любопытством и сладострастием подсматривал их утренний и вечерний туалеты, умывание и купание сквозь всяческие щели, дыры и замочные скважины, а совсем недавно вездесущие придворные застали юного короля в объятиях некой хромой и горбатой дворцовой кухарки с юбкой на ее голове и в самой недвусмысленной позе...

Зимой 1552 года королю было крайне плохо: он больше лежал в постели, чем ходил по дворцу, исхудал почти до прозрачности, любимые прогулки верхом становились все более редкими и недоступными праздниками.

Король Англии Эдуард VI угасал, наследовать ему должна была принцесса Мария Тюдор.

Двор ее отца, короля Англии Генриха VIII, трудно было обвинить в излишней утонченности манер. В восемнадцать лет став королем, этот патологический сластолюбец не брезговал никем, кому довелось родиться женщиной и попасть ему на глаза, будь то знатнейшая из графинь или безродная портовая красотка, спесивая фрейлина или безотказная птичница, перезревшая скотоподобная матрона или хрупкое дитя десяти-двенадцати лет от роду. Одни женщины бежали от него, как от чумы, другие бросались ему под ноги — о, этому королю было чем занять свой досуг!

Грубое насилие, казни больших и малых придворных, их ближних