Москва-Лондон

Никто из высшей придворной аристократии Англии не забывал: принцесса Мария станет королевой, и произойдет это скорее рано, чем поздно. Даже нынешний опекун короля Эдуарда, имевший законное право королев-ской подписи под любыми государственными документами, не спешил воспользоваться им, предварительно не ознакомив с ними принцессу Марию хотя бы в самых общих чертах. Сначала она презрительно отмахивалась от знакомства с этими действительно длинными, скучными и крайне витиевато изложенными государственными бумагами, но постепенно привыкла к чтению их, а затем и к вполне определенному своему участию в управлении страной. Вскоре она почувствовала, что без надежного, опытного и умного советника ей, похоже, не обойтись...

Однажды в Глостере, что в графстве Норфолк на востоке Англии, куда Мария прибыла в связи с закладкой новой церкви, она увидела сэра Томаса Грешема, стоявшего в окружении довольно большой группы мужчин у дверей городской ратуши. Поскольку тот стоял спиной к ней и о чем-то оживленно говорил, не видя появления принцессы и ее небольшой свиты, Мария решила проследовать дальше и не мешать мужчинам заниматься своими делами.

Но сделать это ей не удалось. Мужчины вдруг как по команде встали на одно колено и склонили головы в почтительном поклоне.

— О, господа, благодарю вас... — с мягкой улыбкой проговорила принцесса. — Я вовсе не хотела отвлекать столь достойных джентльменов от дел, несомненно, чрезвычайно важных.

— Мы счастливы приветствовать ваше высочество в нашем городе! — побелев от волнения, проговорил мэр Глостера, высокий и тощий как жердь джентльмен, лицо которого было сплошь покрыто густейшей рыже-седой шерстью, отчего оно становилось похожим на петушиную голову...

— Благодарю вас, сэр. Надеюсь, вам не удалось принудить сэра Томаса Грешема изменить свое местожительство? Ах, это было бы слишком большим и незаслуженным ударом для двора его величества и всего Лондона, где он так знаменит!

— О нет, ваше высочество, — сказал Грешем, весьма, впрочем, уязвленный насмешливым тоном принцессы. — Я нахожусь в Глостере по делам одного из моих производств. Что же касается предположения о возможности изменения моего местожительства, то смею полагать, что ваше высочество последней узнает о столь ничтожном изменении в составе жителей Лондона...

— Ах, сэр Томас, вы не слишком любезны... — Мария подняла свои черные брови. — Но сегодня я благодушна и готова простить вас...

— Чем я могу искупить свою вину, ваше высочество?

— Мне нужен ваш совет.

— Я весь к услугам вашего высочества. — Грешем говорил с подчеркнутым достоинством, всем своим видом демонстрируя свите принцессы, ей самой, всему городскому совету Глостера и очень многим его жителям, собравшимся на площади у ратуши, свою независимость и значимость. — Когда я смогу быть полезным вашему высочеству?

— Если это не слишком нарушит ваши планы, я могла бы предложить вам присоединиться к моей дальнейшей поездке уже сейчас. На некоторое не слишком продолжительное время, разумеется...

Грешем ликовал: задуманная и осуществленная им тончайшая и остроумнейшая операция по «случайной» и «неожиданной» встрече с принцессой удалась, судя по всему, на славу! Все в ее свите видели, как она про-

изошла, и слышали дословно весь разговор. Теперь все будет зависеть от

результатов их дальнейшей беседы...

— Я покидаю Глостер, — говорила Мария, дав знак свите не приближаться к ней слишком близко. Грешем ехал на своем высоком вороном красавце коне стремя к стремени с лошадью принцессы. Одетый, как и Мария, во все черное, без кружев и драгоценностей, Грешем подчеркивал не убожество ее одежды, а строгость и значение ее миссии на этой земле. — Вас в самом деле не слишком затруднит немного проехать вместе со мною, сэр Томас?

— Вы осчастливите меня такой милостью, ваше высочество!

Грешем повернул голову в ее сторону, увидел взгляд, устремленный на него, и такую кроткую, неумелую, застенчивую и даже совсем жалкую улыбку, что невольно вздрогнул. Он вдруг отчетливо понял, что рядом с ним сейчас едет молодая, по-своему красивая и очень одинокая, глубоко несчастная женщина, рвущаяся из своего монашеского панциря к теплу и свету, к жизни и людям, к их радостям и счастью, к нему, все это воплотившему

в ее глазах...

Лицо Марии заметно порозовело на ярком весеннем солнце. Она продолжала застенчиво улыбаться, смотреть на Грешема своими дивными глазами и молчать. И он вдруг понял, что никакого дела к нему у нее нет, что она просто откровенно рада встрече с ним и что ей нравится его общество...

А природа буйствовала вокруг самыми сочными и яркими красками!

Безоблачное небо неудержимо приковывало взгляд своей бездонной голубизной и незапятнанной чистотой...

«Великий Боже, — шептала про себя Мария, — сможешь ли ты простить мой тяжкий грех? Я молила тебя о ниспослании мне скорой смерти, но сейчас я почувствовала, что снова хочу жить! Сможешь ли ты простить меня,