— Кажется, вы хотите дать знать, что еще вроде бы живы? Поздравляю, черт вас возьми, поздравляю... Но в таком случае советую вам слишком уж долго не залеживаться на ваших пуховых перинах. Вылезайте, плесните ведро жидкого навоза в морду этой дохлятины, вашего верного дружка, если, разумеется, отыщете его голову в этом железном ночном горшке...
и прикажите наилучшим образом накормить нас. Уж не думаете ли вы, милейший, что мы отправимся в дальний путь натощак? Эй, вы что же, не поняли меня? А ну-ка — живо за дело, пока я снова не рассердился! Или вы вообразили, что я уже простил вас? Ну! Вот... так-то лучше... И извольте
с такой гнусной рожей не показываться у нашего стола. Подберите-ка что-нибудь поприличнее... не то снова рассержусь...
...Не отъехали они и десятка миль от Дендермонда, как сначала услышали, а затем и увидели за собою погоню: вероятно, несколько больше десятка испанцев в панцирях и шлемах, с пиками наперевес мчались вдогонку за Дианой и ее спутниками.
— В карету! — приказал Ричард Диане. — Они в панцирях, бей по лошадям. Чарли, разворачивай карету!
Чтобы избежать окружения, Чарли поставил карету с шестеркой лошадей поперек дороги.
Первые же выстрелы обороняющихся вывели из строя четверых преследователей, выброшенных из седел или вовсе раздавленных подстреленными лошадями. Однако все остальные всадники ощетинились своими пиками и бросились в яростную атаку на двух англичан с их бесполезными
в этой ситуации шпагами. Сейчас за их жизнь никто не поставил бы и двух гнутых пенсов...
Но в эти критические мгновения в бой вдруг вступила малая артиллерия Дианы Трелон графини Луизы де Вервен. Она почти в упор расстреливала налетчиков из окна своей кареты, и через несколько минут бой был закончен: все остальные преследователи были выбиты из своих седел или придавлены своими же павшими лошадями.
Чанслер и Смит бросились обезоруживать оставшихся в живых, но искалеченных при падении с лошадей испанцев, а Диана вдруг упала на диван
в карете и зарылась лицом в его мягкий бархат.
— Ого! — послышался вдруг удивленный возглас Чарли. — Да это же вы, милейший господин Грос! Очень рад вас видеть! Послушайте, а вам не слишком ли тяжело держать на себе вашу любимую кобылу? Э, да она, кажется, уже вполне созрела к обдиранию своей рыжей шкуры... Насколько
я понимаю, нашим новым столь приятным свиданием с вами мы обязаны вашему непременному желанию свести с нами кое-какие счеты с помощью вот этих испанских бродяг, не так ли? Надеюсь, вы понимаете, что теперь-то уж ничто и никто не помешает мне поступить с вами так, как учил меня мой дорогой батюшка. Вы уже помолились? Ах, нечем перекреститься... Ну, ничего — дьявол примет вас и так...
С этими словами он нагнулся над лежащим под своей лошадью хозяином гостиницы «Зеленая лисица», обеими руками ухватился за его уши,
а правой ногой в тяжелом сапоге уперся в его изуродованное лицо и вдруг резко выпрямился. Дикий, дурной, душераздирающий вопль быстро утонул в сыром придорожном лесу...
Диана выскочила из кареты — ее мучил приступ рвоты...
... — Я ненавижу войну! — горячо шептала она, лежа на груди Ричарда
в гостинице города Алоста, где они вынуждены были остановиться из-за состояния истинной победительницы недавнего сражения. — Ненавижу, ненавижу, ненавижу! Оружие женщины — любовь, а я за эти последние сутки только и делаю, что убиваю и убиваю людей. Господь покарает меня за это, я знаю, я чувствую! Ах, мой Ричард, мой супруг... моя жизнь... что же мне теперь делать? Как замолить мой тяжкий грех?
— Прежде всего, дорогая моя, прекрати истерику, — строго сказал Ричард. — Ни ты, ни я, ни мы ни на кого не нападали. Убить хотели нас. Нападавших было много больше нас. Мы вынуждены были защищаться. Промахнись ты сейчас хотя бы один-два раза, и наши души отлетели бы уже
в мир иной много раньше, чем их ожидают на том свете. Сегодня ты спасла меня и Чарли от верной смерти, и если это огорчает тебя...
— О господи, Ричард, как ты можешь?.. как ты смеешь говорить такое? — всхлипывала Диана. — Это... это... кощунство! Ты не смеешь говорить мне такое!
— И не буду, если ты наконец успокоишься. Осуши свои слезы, подними свои самые прекрасные глаза на свете! А потом... потом...
...Но еще не раз беглецам пришлось прибегать к помощи оружия, прежде чем за ними бесшумно закрылись ворота замка Вервен. Нидерланды, нафаршированные чужими и своими войсками, переживали трудные дни. Дороги кишели разбойниками всех мастей: от обездоленных, отчаявшихся крестьян, разорившихся мелких хозяев до беспощадных дезертиров. И, как это обычно водится, самые страшные и вездесущие разбойничьи шайки формировались из местного населения — и в это специфическое дело, как и во всякое другое, люди вкладывали природное трудолюбие и завидную изобретательность.
В поисках спасения души и тела они убивали друг друга. Религиозные распри вздыбили всех против всех. В стране, где еще совсем недавно люди с презрением относились не только к запорам, но и к самим дверям и воротам, казалось, невозможно было спрятаться даже во сне...